— Мне это все равно.
— Да, я знаю. По крайней мере сейчас.
Он покачал головой:
— Я не знаю, как это объяснить, но с тех пор, как я встретил тебя, я изменился. Как будто стал другим человеком и теперь не представляю себе, как мог совершать некоторые поступки.
— Значит, получается, я — твоя совесть? — Она улыбнулась, чтобы фраза не прозвучала уж очень издевательски.
— Разве это так плохо? — спросил он. — Но, пожалуй, скорее, все обстоит так, как ты говорила у меня дома. Возможно, мы ангелы-хранители друг друга. По крайней мере, я точно знаю, что ты пробуждаешь все лучшее, что есть во мне.
— Может быть, это потому, что я хочу в тебя поверить. У меня такое впечатление, что до сих пор в тебя никто не верил — в такого, как ты есть.
Он кивнул:
— Да, пожалуй. И сказать по правде, я воспрянул духом. Не то чтобы мне казалось, что все так уж прекрасно, — поспешил добавить он, — мне есть о чем сожалеть. У меня за спиной сплошные руины, не считая мелких разрушений. Но теперь я хочу, чтобы было лучше. Я хочу исправить все, что сделал неправильно. Я не хочу больше делать зла. Вот только…
— Ты боишься, что без меня у тебя не получится?
Он улыбнулся:
— Нет, я хотел сказать, что вряд ли у меня будет шанс исправить зло, которое я причинил многим… Вряд ли все они захотят предоставить мне еще одну попытку.
— Вот это самое трудное, — сказала Сюзи, — сохранить добрые намерения, даже когда никто в них не верит.
Аарон кивнул:
— Да, такого будет много. Но с тобой…
— И что же — со мной? — Она не могла удержаться от легкого кокетства.
— Просто я думаю, что мы подходим друг другу, — сказал Аарон, — что, возможно, мы действительно можем стать друг для друга ангелами-хранителями. Я не хочу загадывать на всю жизнь. Мне просто не хотелось бы думать, что, как только вся эта история закончится, ты просто возьмешь и уйдешь из моей жизни, как будто тебя и не было никогда. Мне хотелось бы узнать тебя получше.
— Я не хочу ничего обещать.
— Не надо никаких обещаний, — согласился Аарон. — Только скажи, что ты не уйдешь просто так, закрыв за собой дверь.
— Никаких дверей, — улыбнулась Сюзи.
Они были так заняты разговором, что не заметили, как дошли до Уильямсон-стрит. Автобус, идущий в северную часть города, затормозил на остановке прямо перед ними. Сюзи огляделась и не обнаружила поблизости ни одной золотисто-голубой ауры. Может, он снова призвал их к себе. Или, возможно, все соглядатаи собрались возле дома Джексона.
— Этот автобус довезет нас до магазина Холли?
Аарон посмотрел на номер автобуса и кивнул.
— Я думаю, нам просто надо оставить все как есть, — сказала Сюзи. — Ну, насчет нас с тобой. А теперь — готовься.
Когда они встали в очередь, чтобы зайти в автобус, она все-таки взяла его за руку.
Кристи
Я уже почти полжизни пишу о необъяснимом. О духах и тайнах, о колдовстве и заколдованных местах. О привидениях, феях и гоблинах. О таинственных диковинных расах, которые живут и в диких местах, и прямо у нас под носом, в городе. Некоторые из них — капризные и вздорные, другие — опасные, и все — очень странные.
Но практического опыта мне как раз не хватает.
Да, конечно, Таллула, одна из моих первых подружек, считала себя духом города. А Саския родилась на веб-сайте, может быть на том самом, куда теперь вернулась. Но ведь это все только слова. Всякий может назваться кем угодно и чем угодно. Я никогда не замечал за Таллулой ничего необъяснимого. Разве что, когда мы были вместе, у меня возникало ощущение, что я летаю по воздуху, но, знаете, такое ведь случается от любви. И Саския, до того как исчезла на моих глазах, тоже никогда не делала ничего такого, чему нельзя было найти рационального объяснения.
Так что я вовсе не на такой короткой ноге со сверхъестественным, как иногда считают мои читатели. Когда Венди с помощью своего красного камешка впервые открыла дверь в Другой Мир, которая, вообще-то, выглядела как дверь на профессорскую кухню, я был так потрясен, что в буквальном смысле оцепенел. Как будто мне голову набили ватой.
Венди протянула мне руку и сказала что-то, чего я не расслышал. Но я понял: она звала меня пойти с ней, шагнуть за порог — туда, где открывался потрясающий вид на горы и каньоны. Я не сразу смог ответить ей. «Крупный писатель», как Джорди любит меня называть, только и мог стоять и мотать головой.
Никто не понял, почему я отказался пересечь границу. Разве что Джилли. На самом деле все обстоит именно так, как я вчера объяснял Джорди, — в этих явлениях меня интересуют их взаимодействие с Условным, то есть с нашим, Миром и реакция обычных людей на вторжение сверхъестественного в их жизнь. Мне не нравится идея обыкновенного мира — мира без удивления, без тайны. Но я точно знаю, что не стал бы счастливее в мире, который весь — сплошная тайна и бесконечное удивление.
До настоящего момента во мне легко уживались скептицизм и доверчивость. Этим, возможно, и объясняется успех моих книг. Читатели чувствуют это равновесие. Скептики считают, что я согласен с ними, но почему бы и не поразмышлять на досуге обо всех этих чудесах? А те, кто в чудеса верит, тоже допускают, что я с ними, разве что опыта у меня побольше.
Теперь-то уж точно побольше.
Я снова слышу вой ищеек. Все ближе и ближе.
И опять я с удовольствием отказался бы от путешествия по неизведанным землям Других Миров. Но сейчас надо думать прежде всего о Саскии.
— Перестаньте играть, — говорит Боджо.
Но Роберт качает головой и продолжает перебирать струны на гитаре. Эта его музыка даже ангелов небесных заставила бы настроить свои арфы на блюзовый лад, лишь бы попытаться поймать хоть отголосок того, что он играет. Это земная и небесная музыка. Это голоса церковного хора, обнимающие собой двенадцатитактовый блюз. Они обещают — и не обманывают. Они проникают в самые потайные места твоей души и говорят: я тебя знаю, мне знакома твоя боль, но и твоя радость тоже.
Я уверен, что он может вызвать этой музыкой все, что угодно, — не только открыть дверь в какой-то запертый вебсайт.
Беда только в том, что мы обнаруживаем, что слушаем эту музыку не одни.
Вой ищеек. Еще ближе.
— Говорю же, — повторил Боджо, — выждите немного.
Роберт даже не удостаивает его взглядом.
— Черт возьми, да нет же! — говорит он. — Мы уже почти на месте. Я уже чую дух Вордвуда.
— Если вы не перестанете играть, то ищейки тоже вас почуют и откусят от вас кусок.
Я смотрю на Рауля. Он нервничает даже больше, чем я, хотя такое трудно себе представить. На ступеньках лестницы Дик закрывает лицо руками. Джорди и Холли широко раскрытыми глазами смотрят на колеблющуюся позади нас стену. Сниппет пытается одновременно и держаться в тени, и проявить характер, но ни то ни другое ей не удается.