Я вспоминаю Джимми Брауна, мальчика в начальной школе, про которого пели дразнилку «Голубой, голубой, не хотим играть с тобой», и она преследовала его все школьные годы. Я его не дразнил, но и не сделал ничего, чтобы это прекратить. И никто не сделал. Разумеется, у меня в те годы своих проблем хватало, взять хотя бы отношения с родителями. Они обращались со мной и Джорди немногим лучше, чем дети в школе.
— Я понимаю, о чем вы, — отвечаю я. — Я и сам вовсе не считаю детство золотым временем, кроме разве что тех моментов, когда был предоставлен сам себе.
— Да, так спокойнее — быть самому по себе, — соглашается Рауль. — Но ты так одинок, когда растешь без друзей, когда ты выброшен из мира. Я тогда, кажется, все отдал бы за то, чтобы испытать эрекцию, глядя на девушку.
Я не могу удержаться от улыбки:
— У меня с этим проблем не было. А вот насчет заговорить с ней…
— Ах вот что вам нужно было? — улыбнулся Рауль в ответ. — А как насчет необходимости бредить футболом?
Рассуждать о любви? Одно неверное слово или взгляд — и они думают, что ты за ними ухаживаешь.
— Однажды меня побил футболист-полузащитник, — сказал я, — но только за то, что я пытался подцепить его девушку, которая пользовалась успехом.
— Это нормально. То есть вы, конечно, нарушили правила, но вы молодец — и почему бы вам было не отомстить ему, отбив его девушку?
— Эти ребята влюблялись только в тех девушек, которых хотели все.
Рауль кивнул:
— А теперь представьте себе, что сделал бы с вами полузащитник, если бы вы попытались поухаживать за ним, а не за его девушкой.
— То, что вы этого не пытались делать, не было страхом. Это просто здравый смысл. В те времена…
— Не думаю, что сейчас что-то сильно изменилось.
— Может, и нет, к большому сожалению.
Рауль пожимает плечами:
— Но самое странное — сейчас-то я не боюсь. Наверное, это потому, что впервые я чувствую, что нужен. Нужен Бенни. Впервые мы поменялись ролями, и теперь он рассчитывает и надеется на меня. Надеюсь не подвести его.
— Мы делаем все, что в наших силах.
— Я знаю. И все-таки, похоже, этого далеко не достаточно.
Я вполне разделяю его мнение.
Туннель действует на нервы. Трудно идти мимо этих построек и сознавать, что людям приходилось здесь жить. Конечно, кое-где и сейчас так живут, и в еще худших условиях. Боджо не может объяснить нам, где именно находится этот туннель — где-то между мирами, в пограничной области, — но он говорит, что это место всего лишь отражение какого-то места в нашем Условном Мире.
Мы бредем по туннелю еще с полчаса, пока не видим свет где-то далеко впереди. Пройдя еще немного, мы слышим какой-то звук. Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить, что это за звук. Это дождь.
Еще через несколько минут мы оказываемся в конце туннеля и довольно долго стоим у выхода, глядя на промокший до нитки лес. Не знаю, тот ли это лес, который мы видели сквозь туман с той стороны, или какой-то другой. Дождь сильный и затяжной, такой может промочить до нитки за считаные секунды. С ветвей течет и капает. И такой прекрасный запах — влажной земли! Тропинка, которую мы так долго не видели, появляется из-под мусора и уходит петлять между стволами.
— Это Вордвуд? — спрашивает Сюзи.
Боджо кивает:
— Или, по крайней мере, имеет к нему отношение. Давайте отдохнем здесь несколько минут. Может быть, если нам повезет, дождь кончится.
Мне не очень нравится эта идея — у меня в голове словно часы тикают, — но все остальные, кажется, не прочь передохнуть, и я молчу. Но когда мы останавливаемся, я чувствую, что мой организм меня подводит: сидение за компьютером — не самая лучшая тренировка перед длительным переходом, который мы предприняли сегодня. Ноги болят. С огромным облегчением скидываю со спины рюкзак и сажусь на землю.
Мы устраиваемся у выхода из туннеля, достаем наш походный паек и запиваем его минеральной водой из бутылок. Разговариваем мало. В основном смотрим на дождь, слушаем, как капли стучат по земле. Глядя на темный, мокрый лес, я вспоминаю рассказы Джилли о том, что символизируют путешествия сказочных персонажей. Так, если они бредут через дремучий лес — это аналогия трудностей, которые человек должен преодолеть, чтобы достигнуть цели.
На данный момент я, безусловно, предпочел бы символ настоящему мокрому лесу, который нас ожидал.
Я достаю сигареты и вытряхиваю одну из пачки. Закуриваю. В пачке осталось всего две, а кто знает, где тут ближайший магазин. Придется, видно, снова бросить курить.
— Как вы думаете, как дела у Роберта? — спрашивает Рауль.
Боджо пожимает плечами:
— Мне кажется, что Роберт из тех, кто умеет постоять за себя.
— Но эти типы… ищейки…
Боджо кивает:
— Да, я знаю. Я таких видел много раз. Шерифы маленьких городков, вышибалы в барах. Но эти трое были не только большие и сильные. В них была настоящая мощь, и они вполне могли осуществить свои угрозы. — Он колеблется несколько секунд, потом обводит нас всех взглядом. — Я должен кое в чем признаться, — говорит он.
У меня падает сердце. Воображение начинает бешено работать, подсовывая мне картины одну ужаснее другой.
— В детстве я слышал… — говорит Боджо и улыбается, как будто мы поймали его на чем-нибудь постыдном. — Да, я знаю это не из книг. Я и сейчас не слишком много читаю, а тогда и вовсе был слабоват по этой части. Но когда я был маленький, истории рассказывали у костра и в кибитках, и, как любой мальчишка, я ужасно любил их слушать. Они были не о героях и королях, как можно было бы ожидать, а о людях обыкновенных, таких как мы, о жестянщиках в основном. Мне больше всего нравилась история о моем тезке, Боррибле Джонсе. О нем существует масса историй.
— Неужели мы услышим еще одну версию происхождения вашего имени? — спрашивает Рауль.
Боджо усмехается:
— Нет, но кое-что действительно интересно: дело в том, что мое имя — Боррибл — на старинном жаргоне, принятом у жестянщиков, означает «алхимик». Оно происходит от слова борриблал, что означает «тигель».
— Так вы, значит, алхимик?
— Нет. Но тот Боррибл Джонс, скорее всего, был им. И еще он был солдат, музыкант, волшебник и владел еще десятком ремесел, смотря какое требовалось по ходу рассказа. Но в основном он выступал в роли фокусника, хотя, наверное, достаточно просто сказать, что он жестянщик, ибо в каждом жестянщике заключен фокусник.
— А это все имеет отношение к тому признанию, которое вы собирались нам сделать? — спрашивает Аарон.
— И да и нет, — вздыхает Боджо. — Дело в том, что я вел вас наугад. Видите ли, я не специалист во всем этом. — Он указывает на лес. — Не то чтобы я не был знаком с духами или не бывал в Других Мирах — лучшие годы своей жизни я провел как раз странствуя по этим дорогам в компании волшебных существ. Но о древних духах и правилах общения с ними я знаю не больше, чем любой из вас.