— Я помню, — сказала Иззи и посмотрела в его лицо более спокойно, чем прежде. — Но я до сих пор не могу до конца в это поверить.
— По крайней мере честно. Но это не имеет значения. В данном случае важно то, что я в это верю. Ты понимаешь?
— Более или менее.
— До недавнего времени я был способен вызывать духов, — продолжал Рашкин. — Я рисовал их дома и изображал на картинах тела, в которых они могли существовать. Мои работы создавали мост между двумя мирами. Но теперь всё изменилось. Видишь ли, я утратил этот дар. Теперь я просто пишу картины. Прекрасные в своем роде, я это знаю. Но после того как я был способен на большее, обычные картины не приносят мне удовлетворения.
— Но вы... Вы же сами учили меня развивать этот удивительный дар.
Весь разговор казался Иззи более чем странным. Она не верила в подобные явления, но в то же самое время испытывала разочарование при мысли, что вызвать духов теперь невозможно.
— Да, я учил, — согласился Рашкин. — И буду продолжать учить. Понимаешь, я помню, как это делал, но сам уже утратил способность вызывать духов. Лишился своего дара. Но ты — другое дело. Этот талант скрыт внутри тебя. Поэтому я и копировал твои картины в надежде снова нащупать связь с таинственным миром, если удастся разгадать, как это удается тебе.
— И как? — спросила Иззи, на миг позабыв о своем скептическом отношении к этой идее. — Это сработало?
— Нет, — покачал головой Рашкин. — Всё, чего я добился, — это превосходные копии твоих картин. После нескольких попыток я их уничтожил.
Иззи нахмурилась, пытаясь обдумать его слова.
— Значит, эти полотна способны вызвать духов и воплотить их в нашем мире?
— Да.
— И они будут вполне реальными?
— Что ты имеешь в виду?
— Если уж духи переносятся в наш мир, — пояснила Иззи, — то, значит, они становятся такими же, как вы или я?
— Они выглядят точно так же, но всё же отличаются от нас. Их связь с потусторонним миром не исчезает, и в них всегда сохраняется некое отличие. Внешне они могут быть похожими на обычных людей, но у них нет наших потребностей. Им не нужно ни пищи, ни отдыха. Они не видят снов. И они не могут мечтать, следовательно, не обладают способностью к творчеству.
— Значит, оттуда приходят люди? — спросила Иззи.
— Существа, — поправил ее Рашкин. — Но они не всегда имеют человеческий облик. Пойми, Изабель, они происходят из сказаний и мифов. Древние художники и скульпторы изображали таинственных существ — дриад и сатиров, ангелов и драконов, — но они никогда их не встречали. Наиболее одаренные вызывали этих существ в реальный мир. А остальные уже изображали то, что видели. Но это были всего лишь изображения вызванных в реальный мир духов.
— А что вы скажете насчет «Старого дуба»? Вы говорили, что картина обладает такой способностью. Значит ли это, что где-то появилось дерево?
Рашкин беспомощно пожал плечами:
— Я не знаю. Вероятно. Я никогда не задумывался над такими вещами, но считаю это возможным. Но этот дух будет лишен способности передвигаться. Он останется на том месте, где пересек границу между двумя мирами.
— Из ваших слов следует, что таким даром обладают не только картины. Я поняла, что мост может быть создан при помощи музыки или литературы.
— Это кажется мне вполне логичным, и так учил меня мой наставник, но я разбираюсь только в картинах. В остальных областях искусства мои познания ограниченны.
Последние слова усилили веру Иззи в искренность старого художника. Он рассказывал о самых невероятных вещах, но делал это чертовски убедительно.
— Вы действительно верите во всё это? — спросила она.
— Без сомнения, — ответил Рашкин. — Хотя, впервые услышав о таинственном секрете от своего учителя, я отнесся к его словам не менее скептично, чем ты относишься к моим рассказам сейчас.
XVIII
В автобусе по дороге домой на Иззи в полной мере навалилась усталость. Пока она добиралась до студии и обвиняла Рашкина, ярость выбросила в кровь такое количество адреналина, что Иззи на время забыла обо всём. Но после объяснений в мастерской энергия иссякла. Пережив грандиозный взрыв эмоций, девушка едва могла сидеть на скамье в автобусе. Но она не переставала перебирать в памяти все события этого дня.
Иззи поймала себя на мысли, что в какой-то момент готова была без колебаний убить Рашкина. Очень просто. А из-за чего? Из-за картины. Несомненно, в каждую из них Иззи вложила частицу своей души, но картины можно было переписать. По сравнению с несчастьем, случившимся с Рашель, ее воображаемые беды не стоили таких переживаний. Ведь потери Рашель действительно невосполнимы.
Теперь, рассмотрев обстоятельства со всех сторон, Иззи больше склонялась к точке зрения Кэти. А что касается убийства обидчиков Рашель... Она не могла изменить свое отношение к самому факту зверского преступления, но сейчас лучше понимала убийц.
Убийц.
Или убийцу?
Теперь она сумела разгадать поведение Джона, который отвлек ее внимание при помощи обгоревшего фрагмента картины, найденного неподалеку от мастерской. Он заставил ее почувствовать, что такое настоящий гнев. Праведный гнев. Был ли он замешан в убийстве? В этот момент Иззи казалось более важным получить ответ на другой вопрос: реален ли сам Джон?
Рассказы Рашкина настолько завладели ее воображением, что Иззи вышла из студии наполовину убежденная в возможности вызывать духов при помощи искусства — усилием воли и концентрацией таланта автора, работающего над своим творением. Рашкин еще никогда не обманывал ее. Зачем ему лгать теперь? И почему именно в этом странном вопросе?
Если описываемый Рашкиным процесс действительно реален...
Портрет Джона был создан до их встречи. Джон никогда не ел при ней. Никогда не хотел спать. Никогда не рассказывал о своих снах. Сейчас он оставался для нее такой же загадкой, как и в первый момент их встречи. Возможно, это просто особенность его характера. Но, если верить словам Рашкина, окружающая Джона таинственность могла быть не врожденной или приобретенной в процессе взросления, а обусловленной некой частицей потустороннего мира, сохранившейся в нем после создания картины и перехода в реальный мир.
Идея, безусловно, безумная. Но Иззи предстояло ее проверить, иначе она и сама могла сойти с ума.
Она решила перебраться в студию Джилли, подальше от влияния Рашкина, и намеренно попытаться вызвать из так называемого потустороннего мира какое-нибудь существо. Но не обычного человека вроде Джона, который, в силу сходства с остальными людьми, мог оказаться как порождением реального мира, так и обитателем Сада Муз. Надо создать существо, черты которого без сомнения указывали бы на его чужеродность. А потом просто смотреть и ждать. Появится ли это существо перед ее глазами. Здесь. В этом мире.