— Странно как-то все это, правда? — сказала Эми.
— Еще бы. Ну как бы там ни было, зовут ее Катрина Людвигсен, она живет в одном из тех городков на Островах, на другом конце озера — там, где в него впадает река Далфер, знаешь?
Эми кивнула.
— Вообще-то ее семья из Норвегии, — продолжала Люсия. — Они лопари, ну это значит лапландцы, — только она не хочет, чтобы ее так называли. Ее народ зовет себя саамами.
— Я об этом слышала, — сказала Эми. — Слово «лопари» для них как оскорбление.
— Вот именно. — Люсия сделала последнюю затяжку и затушила окурок в пепельнице. — Как только она объяснила, кто она и откуда, сразу же попросила меня научить ее языку жестов. И хочешь — верь, хочешь — нет, но она все запомнила за два дня!
— Ну не знаю, — сказала Эми. — Это что, быстро?
— Скажи fantastique, ma cherie [37] .
Люсия пожала плечами:
— Она сказала мне, что ищет мужчину, — как будто мы все не тем же самым заняты, ха-ха, — но не знает его имени, знает только, что он живет в Ньюфорде. С ней чуть приступ не случился, когда она увидела фотографию Мэтта на афише этого концерта.
— Значит, она знала его раньше.
— Еще бы, — сказала Люсия.
Эми тряхнула головой:
— Один Мэтт знает, что Мэтт знает.
— Катрина говорит, что ей двадцать два, — продолжала Люсия, — но, по-моему, она намного моложе. Могу поспорить, что она сбежала из дому, пробралась, наверное, на какой-нибудь круизный теплоход, а при входе в гавань сиганула за борт, чтобы ее не поймали и не отправили назад, к родителям.
— Ну и что ты теперь будешь с ней делать?
— Ни черта. Она милая девочка и к тому же, — добавила она, когда Катрина и Мэтт прошли мимо их столика, направляясь к бару, — что-то подсказывает мне, что недолго ей уже оставаться на моем попечении.
— Я бы не стала на это рассчитывать, — сказала Эми. — Ей повезет, если она продержится хотя бы один вечер.
А может быть, и не один. В конце концов, Катрина и правда хорошенькая, и танцевать умеет, так что связь через музыку у них есть, так же, как это было с ней.
Эми вздохнула. Она и сама не знала, что на нее накатывало в такие минуты, как эта. Ей ведь даже не хотелось повторить еще раз то, что у них было с Мэттом.
Люсия протянула через стол руку, накрыла ладонь Эми своей, сжала ее.
— Как ты справляешься, Эми? Я ведь помню, одно время ты от него сама не своя была.
— Ничего, справляюсь.
Ну тогда — как ты говоришь? Больше стерпишь — крепче будешь, хотя я все равно не понимаю, как тебе удалось справиться с собой настолько, что ты даже продолжаешь играть с ним в одной группе.
Эми повернула голову к бару, где Мэтт угощал девушку чаем. Не ревность, но боль кольнула ее, и ей захотелось, чтобы это поскорее прошло.
«Терпение», — сказала она себе. Скольких женщин видела она рядом с Мэттом за эти годы, один бог ведает, и все они были от него без ума. Боль длилась всего одно мгновение — напоминание о прежней муке, но не сама мука. Она уже не вернется.
Будем надеяться.
— Просто надо научиться думать о человеке совсем по-другому, — сказала она через пару минут, пытаясь убедить не только Люсию, но и себя. — Перестать ждать от него того, чего он не может тебе дать, изменить свое представление о нем. Вот и все.
— Тебя послушать, так это совсем легко.
Эми посмотрела на подругу.
— Не легко, — сказала она тихо.
Люсия стиснула ее ладонь.
Девушка была просто очарована Мэттом, догадалась Эми. Другого объяснения ее поведению не существовало.
Весь остаток вечера Эми видела Катрину, которая сидела у дверей рядом с Люсией и, положив подбородок на ладони, слушала, как поет Мэтт. Но не просто слушала. Она упивалась песнями, впитывала их в себя целиком, без остатка. А стоило им заиграть какую-нибудь танцевальную мелодию, как она вскакивала, выбегала на площадку перед сценой, где чувственно и грациозно изгибалась, кружилась, подскакивала, выбивала крошечными ножками огненную дробь, чутко отзываясь на каждую ноту.
Было видно, что Мэтт польщен ее вниманием, по крайней мере, нечто подобное он явно испытывал, — а почему бы, собственно, и нет? Она была самой красивой — после Люсии — девушкой в клубе, но Люсия не подавала сигнал «свободна», наряд не позволял.
Между сетами Мэтт и девушка непрерывно разговаривали, заполняя двадцать минут фонограммы и общения хозяина заведения с гостями лесом слов, он говорил, она отвечала знаками, оба были глухи и слепы ко всему, что их окружало, за исключением друг друга.
«Может быть, Катрина станет для него той единственной», — подумала Эми.
Каждый раз, справившись со своими собственными чувствами, она надеялась именно на это. И хотя Мэтт, сходя со сцены, оставался таким же бесчувственным, как и раньше, она продолжала верить, что ему на самом деле нужен кто-то любящий и заботливый, чтобы вернуть его к жизни. Не может человек, вкладывающий столько души в свою музыку, быть совершенно пустым внутри. Просто ему нужен кто-то — кто-то особенный. Пусть не она, ладно. Но где-то на свете должна быть женщина, которая ему подойдет, — и тогда рухнут стены, сквозь которые до сих пор только его музыка проникала в мир.
Он был так внимателен к Катрине весь вечер, что Эми была уверена в том, что они уйдут из клуба вместе, но он всего лишь пригласил ее погулять с ним на следующий день.
«О'кей», — подумала она, стоя рядом с Люсией, пока Мэтт и Катрина «разговаривали». Начало положено, и, может быть, неплохое.
Руки Катрины двигались, отвечая на вопрос Мэтта.
— Что она говорит? — шепнула Эми, склонившись к Люсии.
— Соглашается, — перевела та. — А теперь она спрашивает его, смогут ли они покататься на пароме.
— Который ходит на Волчий остров? — переспросила Эми. — Но это же там, где ты ее нашла.
— Тс-с-с, — прошипела Люсия.
— Мы будем делать все, что ты захочешь, — говорил в это время Мэтт.
И Катрина сразу же исчезла, ушла вслед за Люсией, обернувшись и взмахнув рукой на прощание перед тем, как мир за стенами клуба проглотил ее и входная дверь захлопнулась за ними.
Мэтт и Эми вернулись на сцену собрать свои инструменты.
— Я подумал, не сходить ли в «Арфу» посмотреть, может, там кто-нибудь есть, — сказал Мэтт. Повернулся к троим остальным: — Пойдете со мной?
Когда вечерами в «Арфе» собирались музыканты, Джо Брин, хозяин, закрывал в положенное время дверь и позволял музыке свободно течь до тех пор, пока хоть один исполнитель оставался на сцене, точно так же как это бывало по ту сторону Атлантики, в его родной Ирландии.