— Нечего тут понимать. Что снаружи, то и внутри. Ни больше ни меньше.
— Но почему ты живешь так?
Поймите, я восхищаюсь тем, что делает Анжела. Она помогла многим ребятишкам, которым действительно было хуже некуда, и это очень хорошо. Есть люди, которым надо помогать, потому что сами себе помочь они не в состоянии.
Она привлекательная женщина с личиком как сердечко, ее глаза всегда глядят на тебя с заботой и участием, длинные темные волосы струятся по спине, кажется, бесконечно. Мне всегда казалось, что в детстве с ней произошло что-то по-настоящему ужасное, а иначе она никогда не стала бы заниматься тем, чем занимается. Она ведь с этого почти ничего не имеет. Да, по-моему, ей ничего и не надо, только вести эту программу спонсорской поддержки, которую она сама придумала, где порядочные вкладывают свои деньги, чтобы те, кому не повезло, получили еще один шанс.
Мне такая помощь не нужна. Я знаю, что навсегда останусь тем, что я есть сейчас, но меня это устраивает. Все лучше, чем то, что было, пока я не убежала на улицу.
Я десять раз объясняла это Анжеле, но она все так же сидела за столом и смотрела на меня своими печальными глазами, так что я поняла, что ей нужен кусочек меня, и решила, пусть получает. Может, тогда она от меня наконец отстанет.
— Я училась в школе, — начала рассказывать я, — и в нашем классе была девчонка, которая хотела поквитаться с одним учителем — славным парнем по имени мистер Хэммонд. Он преподавал математику. Она сочинила, будто он к ней приставал, и сплетня разлетелась по всей школе. Его отстранили от занятий, пока полиция и родительский комитет занимались его делом, и все это время девчонка просто со смеху помирала у всех за спиной, но стоило полицейским или социальным работникам прийти поговорить с ней, как она сразу прикидывалась бедной и несчастной.
Но я знала, что он этого не делал. Я знала, где она была в тот вечер, когда, по ее словам, это случилось, и мистера Хэммонда там не было. В школе меня не особенно любили, и я знала, что со мной сделают дружки той девчонки, но я все равно пошла и сказала всю правду.
Все произошло примерно так, как я и ожидала. Со мной перестали разговаривать, зато мистер Хэммонд получил назад свое доброе имя и работу.
Однажды днем он просит меня зайти к нему после занятий, и я решаю, что он хочет поблагодарить меня за то, что я сделала, и соглашаюсь. В школе уже почти пусто, я иду по коридору и слышу только, как стучат каблуки моих туфель. Я прихожу в кабинет математики, он заводит меня в комнату за ним. Потом запирает дверь и насилует меня. И не один раз, а снова и снова. И знаешь, что он говорит мне при этом?
— Никто не поверит ни одному твоему слову, — говорит он. — Только попробуй скажи кому-нибудь об этом, тебе будут смеяться прямо в лицо.
Я посмотрела на Анжелу и увидела в ее глазах слезы.
— И знаешь, что еще? — сказала я. — Я знала, что он прав. Это я восстановила его доброе имя. Мне точно никто не поверил бы, и я не стала даже пытаться.
— О Господи, — сказала Анджела. — Бедная ты девочка.
— Не принимай близко к сердцу, — сказала я ей. — Это старая история. К тому же ничего такого и не было. Я все придумала, потому что решила, что тебе только этого от меня и надо.
Следует отдать ей должное: она приняла это спокойно. Не орала на меня, на улицу не вышвырнула. Но теперь вы поняли, почему я вряд ли числюсь среди людей, к которым она особенно неравнодушна. С другой стороны, зла на меня она тоже не держит — это я точно знаю.
Я чувствовала себя двуличной, когда шла к ней с этой историей, но больше обратиться было не к кому. Вряд ли Томми и собаки что-нибудь посоветуют. Я долго мешкала в дверях, но тут она подняла голову и увидела меня, так что пришлось зайти.
Я сняла шляпу — широкополую, такую клевую, что я не смогла устоять перед ней и купила. Я ее ношу все время, распустив волосы, они у меня светло-русые и длинные, чуть покороче, чем у Анжелы. Мне нравится, как я выгляжу в шляпе, джинсах, кроссовках и хлопковой рубашке, которую я купила на распродаже подержанных вещей, хотя там всего-то и надо было, что небольшую дырочку на одной поле заштопать.
Знаю, что вы подумали, но я ведь не говорила, что я не тщеславна. Может быть, я и скваттерша, но хорошо выглядеть тоже люблю. Кроме того, это помогает мне попадать в такие места, куда бомжей обычно не пускают.
Короче, сняла я шляпу и плюхнулась в кресло напротив Анжелы.
— Это который? — спросила она, указывая пальцем на Рэкси, который смирно сидел у дверей, как и полагается воспитанному песику.
— Рэкси.
— Пусть зайдет, если хочешь.
Я покачала головой:
— Нет. Я ненадолго. Спросить тебя хотела кое о чем. Это...
Я не знала, с чего начать, потом решила все-таки начать с того момента, когда нашла письмо. Чем дальше, тем проще было рассказывать. В этом еще одно достоинство Анжелы — слушать она умеет, как никто. Когда разговариваешь с ней, все ее внимание отдано только тебе. С ней никогда не возникает чувство, будто она слушает и думает о своем, или о том, как тебе лучше ответить, или еще о чем-нибудь.
Я закончила, Анжела долго молчала. Когда я перестала говорить, она смотрела мимо меня, на движение на Грассо-стрит.
— Мэйзи, — сказала она наконец. — Ты когда-нибудь слышала историю про мальчика, который кричал «волк»?
— Конечно, только какое это имеет отношение... а, поняла. — Я вытащила конверт и послала его к ней через стол. — Не надо было мне приходить, — добавила я.
И я уже почти пожалела, что пришла, как вдруг Анжела точно встряхнулась. Она взяла конверт и прочитала послание, потом посмотрела на меня.
— Неправда, — сказала она. — Я рада, что ты здесь. Хочешь, я поговорю с Франклином?
— А кто это?
— Парень, который сидит на почте за конторкой. Я бы могла, хотя, должна признать, что это на него не похоже.
Так вот, значит, как его зовут. Франклин. Франклин гад ползучий. Я пожала плечами:
— Думаешь, это поможет? Даже если это он сделал... — а на мой взгляд, все указывало именно на это, — вряд ли он признается.
— Может, с его начальником поговорить. — Она посмотрела на часы. — Наверное, сегодня уже поздно, займусь этим завтра с самого утра.
«Отлично. А меня тем временем убьют». Анжела, наверное, догадалась, о чем я думаю, потому что тут же добавила:
— Тебе есть где переночевать сегодня? Я имею в виду какое-нибудь надежное место?
Я подумала про Томми и псов и кивнула.
— Да, со мной все будет в порядке, — сказала я, забирая со стола конверт и запихивая его обратно в стопку писем для Томми. — Спасибо, что выслушала, ну и вообще...
Я ждала, что сейчас она заведет обычную песню о том, как много она могла бы для меня сделать, помогла бы уйти с улицы, и прочее в том же духе, но она в тот вечер как будто на мою волну настроилась и промолчала. Наверное, она знала, что если всякий раз, когда не надо будет с ней поговорить, все будет заканчиваться этим, я вообще перестану приходить.