Дэйви кивнул, но Клэр сразу же стало ясно, что он ее не понимает.
— Ты ведь еще и музыкой занимаешься, — перевел он разговор на другую тему. — Играешь у Чарли Бойда, да?
— Да, по пятницам. А откуда ты знаешь? Вроде бы мы с тобой там не встречались.
Дэйви пожал плечами:
— Бывает, я прогуливаюсь мимо дома Чарли и, если оттуда доносится музыка, останавливаюсь, чтобы послушать.
— А почему ты никогда не заходишь?
— Ну, я же не умею ни играть, ни петь.
— Ты мог бы рассказать какую-нибудь историю — например, что-нибудь о временах твоего деда.
— Да не знаю я никаких историй. Я… — Дэйви нервно заерзал на стуле. — Стоит мне где-нибудь появиться, как все тут же умолкают и начинают глазеть на меня. Чтобы поладить с людьми, мне приходится разыгрывать из себя дурачка. Тогда сперва все смеются надо мной, а потом угощают выпивкой или предлагают партию в бильярд, но… — Дэйви запнулся.
Клэр в растерянности не знала, что сказать.
— Иногда я так от всего устаю, — добавил он.
— Дэйви, быть не похожим на других очень нелегко. Мне это прекрасно известно.
— Не сравнивай себя со мной. Ты красивая и умная, а я… — Он вздохнул и одним глотком допил свой чай. — Уже поздно. Не могла бы ты дать мне подушку и одеяло, я постелю себе на кушетке.
Клэр хотела сказать что-нибудь утешительное, но не решилась, боясь обидеть Дэйви жалостью, которую сама ненавидела до глубины души.
Она поднялась со стула:
— Сейчас я все тебе принесу.
Позже Клэр заглянула к матери. Та спокойно спала. Девушка оставила на тумбочке записку, в которой коротко объяснила, почему Дэйви ночует у них, и отправилась к себе. Раздевшись, Клэр легла в постель, но очень скоро поняла, что не сможет уснуть. В итоге она провела остававшиеся до рассвета часы, наблюдая, как постепенно прекращается дождь. И только небо было по-прежнему облачным и тяжелым, напоминая о минувшей ночи.
Чайки уже начали кружить над крышей, когда Клэр наконец задремала, сидя в кресле. Ей снился мужчина в маске. Он гнался за ней по узким извилистым улочкам, а она не могла двигаться быстро, потому что потеряла свою трость. И вот над ней склонилось закрытое очками и шарфом лицо, и рука с татуировкой в виде голубя на запястье приставила к ее горлу нож. Из-под шарфа донесся приглушенный смех.
Очнувшись, Клэр продолжала слышать его и лишь спустя некоторое время осознала, что это всего-навсего крики чаек. Чувствуя себя совершенно разбитой, она кое-как доковыляла до кровати и заползла под одеяло, где вскоре снова забылась сном, но на этот раз без сновидений.
Входная дверь хлопнула, и Дедушка, вздрогнув, проснулся. Книга Данторна свалилась с его коленей и упала бы на пол, если бы он не успел ее подхватить. Старик быстро вскочил на ноги, когда его промокшая, перепачканная внучка ввела в коридор такого же мокрого и грязного Феликса, спавшего, казалось, прямо на ходу.
— Ты нашла его! — обрадовался он. — Феликс, я даже выразить не могу, как сильно сожалею о…
— С ним сейчас бесполезно разговаривать, дедуля, — перебила его Джейни.
Дедушка подошел ближе и обнаружил, что, хотя глаза Феликса были широко раскрыты, он явно ничего не видел. Двигался же он исключительно потому, что Джейни буквально волокла его за собой.
— Что с ним стряслось? — спросил Дедушка. — Несчастный случай?
Джейни покачала головой:
— Да нет, дедушка, ничего случайного — все было тщательно спланировано… Помоги мне дотащить его до кровати.
Они потратили с полчаса на то, чтобы доставить полуживого Феликса наверх, раздеть его и уложить в постель, и еще примерно столько же времени переносили вещи из машины в дом, после чего дед с внучкой уселись на диване в гостиной, и Джейни по порядку рассказала обо всех событиях минувше го вечера. Закончив свою историю, девушка уткнулась Дедушке в плечо и разрыдалась.
В течение некоторого времени старик молча обдумывал услышанное, а затем крепко обнял Джейни и принялся ее успокаивать. Он шептал ей на ухо, что все уладится, что они обязательно докопаются до истины и что ей не о чем волноваться.
Но это были всего лишь слова…
Произнося их, Дедушка смотрел на лежащую в кресле книгу Данторна и не мог избавиться от странного ощущения, что самое худшее еще впереди.
Дедушка слушал завывание ветра за окном, и необъяснимое предчувствие чего-то ужасного усиливалось.
Да, это только начало. Дальше будет хуже.
Философы веками спорят, сколько ангелов одновременно может танцевать на острие булавки. Материалисты полагают, что все зависит от того, танцуют ли они буги-вуги или же прильнув щекой к щеке.
Том Роббинс. Аромат джаза
Оглушенная ударом о волны, Джоди с головой погрузилась в темную глубину, но через несколько мгновений вынырнула на поверхность.
Холод моментально сковал ее тело, и Джоди вспомнила, что на дворе стоит поздняя осень. В эту пору многие моряки, оказавшись в воде, замерзали насмерть. Иногда их посиневшие распухшие тела выбрасывало на берег, и для родственников это было слабым, но все-таки утешением, однако большинство пропадало без вести, превратившись в вечную игрушку волн.
Но Джоди уже не чувствовала холода, который высасывал жизнь из ее тела. Она просто плыла, отчаянно работая руками и ногами, и мысли ее были совсем о другом.
Эдерн Ги…
Его кожа, которая плавилась, словно воск…
Дыра у него в груди, из которой сыпались болтики и гаечки…
Эта картина застыла в ее памяти, вытеснив все остальное…
Задумавшись, девушка опустила голову и чуть было не захлебнулась. Соленая вода попала в нос, Джоди закашлялась и задрожала.
«Плыви, — сказала она себе. — Плыви, или ты погибла!»
Но ее трясло все сильнее, и все труднее было держаться на воде.
Течение уносило ее прочь от пристани. Уиндл, фамильяр Вдовы, сидя на ящике, злобно смотрел ей вслед, самой Вдовы нигде не было видно. Теперь, когда Джоди была размером с мышь, ей казалось, что до берега так далеко.
Девушка закрыла глаза…
И снова увидела Эдерна, его расплывшееся лицо, разорванную грудь и металлические детали.
«Плыви! Плыви!» — твердила она себе.
Но руки и ноги онемели, и Джоди почувствовала, что теряет надежду.
«Зачем бороться с холодом? — думала она, слабея. — Зачем бороться со стихией?»
Море никогда не было ей другом — оно украло у нее отца и мать и вот сейчас отнимало жизнь. В темной глубине ее ждал покой — он манил ее, обещая тепло и уют, если только она перестанет сопротивляться…