Перепуганная жена бросилась вызывать врачей, и очень скоро Игорю поставили диагноз: депрессия. Вяземского начали усиленно лечить, по утрам Ляля впихивала в мужа пригоршни разноцветных таблеток и капсул, Игорь, однако, не становился веселее и общительнее. Он запил, спал целыми днями, отказывался от еды и поэтому сильно похудел. Иногда Игорь вдруг ни с того ни с сего спрашивал:
– Ляля, у тебя ничего не болит?
– Все в порядке, – спешила заверить его супруга.
– Хорошо, – мямлил муж, – а то и впрямь страшно, я ведь приношу несчастье! Таким, как я, лучше не жить!
Напуганная Ляля старалась не оставлять мужа в одиночестве, но сидеть день-деньской у кровати пусть даже и очень любимого человека невозможно. Жена иногда уходила в магазин, но тогда с Игорем оставалась Зоя. Но не зря говорят: если человек на самом деле задумал самоубийство, он обманет всех и лишит себя жизни. Те, кто демонстративно, на глазах у окружающих, хватается за таблетки или веревку, на самом деле шантажисты, которые лишь хотят попугать родственников.
Игорь не принадлежал к этой, весьма распространенной, человеческой породе. Решившись покинуть этот мир, он резко изменил свое поведение, повеселел, начал общаться с Лялей и Зоей, прекратил голодать. Жена радовалась, словно ребенок: слава богу, таблетки помогли!
Увы, плохо знакомая с такими науками, как психология и психиатрия, Ляля совершила огромную ошибку. Внезапное, очень резкое изменение поведения больного человека должно насторожить окружающих. Но людям свойственно тревожиться только в том случае, когда родственник впадает в уныние и отпихивает от себя тарелку с котлетами. А вот если он становится беспричинно весел и не отказывается от пищи, близкие облегченно вздыхают и тут же делают вывод: ура, наш-то выздоравливает!
Спору нет, проснувшийся аппетит и украсившая лицо улыбка часто говорят о начале положительных процессов в организме. Но случается подчас и иначе. Человек принял страшное решение и теперь просто ждет момента для его осуществления. Метания и мучения закончены, выбор совершен, предстоит сделать последний, роковой шаг.
Но Лялечка и Зоя в тонкостях людской психики не разбирались, поэтому, когда после недели нормального поведения Игорь утром заявил: «Поеду в офис, погляжу, как там без меня рулят», жена радостно закивала: «Конечно, принимайся за работу».
Ни у Ляли, ни у Зои ничто не дрогнуло в душе, когда Игорь, сев в машину, весело помахал им рукой.
– Прощайте! – крикнул он.
– Пока, милый, – ответила Ляля, которую совершенно не насторожило слово «прощайте». – Сейчас сбегаю на рынок за телятиной, запеку ее в духовке на ужин.
Внезапно Игорь скривился:
– Лучше испеки блины!
– Что? – удивилась Ляля. – Ты же их терпеть не можешь…
– А вот сейчас захотелось, – ответил муж.
– Ладно, – согласилась Ляля. – Все равно за телятиной идти, или ты не хочешь блинчиков с мясом?
– Сказал же, пеки блины, – неожиданно рассердился Игорь.
И снова Ляля не насторожилась.
– Хорошо, – покорно отозвалась она, – как скажешь.
Жена и впрямь напекла блинов, по неопытности навела слишком много теста и получила целую гору желтых кругляшков, не слишком тонких, совсем не «кружевных». Первые блины у нее вышли не комом, а подушками.
Около девяти вечера Ляля звякнула Игорю на мобильный и услышала равнодушный ответ:
– Абонент временно недоступен.
Две следующие попытки тоже оказались неудачными, но Ляля не заволновалась. Игорь довольно долго болел, ясное дело, сейчас он распекает подчиненных, лично разгребает завалы из бумаг.
Зевая, Ляля пошла в ванную, помылась, надела халат, полезла в карман, чтобы вынуть оттуда пояс от него, и обнаружила письмо.
Удивившись, Лялечка развернула бумажку:
«Дорогая, я очень благодарен тебе за счастливое время, проведенное вместе. Мне хотелось опекать, оберегать тебя от трудностей, расшвырять всех, кто задумал обидеть мою жену. Но получилось так, что основная опасность для тебя и мамы исходит от меня. Я приношу несчастье и сею смерть. Не плачь, решение уйти из жизни я принял в здравом уме и твердой памяти. Особо не переживай, через некоторое время выходи замуж за хорошего человека, а я с небес стану опекать тебя. Прощай, твой Игорь».
Ляля перечитала послание пять или шесть раз, пока до нее дошел его смысл.
– Мама! – заорала она, бросаясь на кухню. – Мамочка!
– Господи, Ляля, – с укоризной воскликнула Зоя. – Ну с какой стати ты кричишь сиреной? Ну вот, я уронила блин на пол! Ты неэкономна! В кастрюле осталось еще тесто, его следует использовать. Хотя зачем ты столько опары замесила? На полк солдат!
– Господи, – выдохнула Ляля, – вот почему он блины просил: их всегда на поминки пекут!
– Типун тебе на язык, – укорила Зоя, – у нас все живы и умирать не собираются.
Ляля молча протянула Зое письмо, та взяла его.
– Это что?
– Читай, – одними губами ответила Ляля и услышала бодрую трель телефона.
Лялечка схватила трубку.
– Ольга Ивановна Вяземская? – спросил вежливый официально-равнодушный голос.
– Да! – воскликнула Ляля. – Нашли тело?
– Вам уже сообщили о несчастье? – не сумел сдержать удивление милиционер.
В эту секунду за спиной молодой женщины раздался грохот. Зоя, дочитав до конца предсмертную записку Игоря, упала в обморок; лишаясь чувств, она задела рукой тарелку с горой блинов, и теперь вся кухня была усеяна неровно пожаренными кусками теста.
Ляля замолчала.
– Да, именно так все и случилось, – нервно подхватила Зоя. – Как выяснилось потом, Игорек принял огромную дозу успокаивающих таблеток и прыгнул в воду с высокого обрыва в районе деревни Малкино. Машину он оставил на берегу вместе с ключами и документами, там же лежали его часы, телефон, кошелек. Странное дело, никто не тронул иномарку, на нее обратил внимание местный батюшка, он и сообщил в милицию. Игорь кинулся в реку одетым, снял почему-то только ботинки, они лежали на берегу, он придавил их камнем, под бумажником еще имелась нацарапанная наспех записка: «В моей смерти прошу никого не винить, я сам решил уйти из жизни».
– Понимаете? – нервно перебила Зою Ляля. – Ясно, да?
– Пока не очень, – спокойно ответила Нора. – Хотя, погодите, вы считаете, что Игоря убили?