— Достойно уважения, — подтвердил я.
— Вне всякого сомнения. Слух у парня абсолютный. Я очень тихо вошел.
— Поскольку дырок в тебе не заметно, полагаю, вам таки удалось договориться, — высказываю я рабочую версию.
— Черт возьми, в логике не откажешь. Объяснились конечно. Слава Богу, мужик толковый оказался, не то б разговаривал бы сейчас со мной, как же!
— Будем ехать мимо храма, поставим свечку.
— Аллаху?
— Хоть Будде! Разницы никакой. Господь един.
— В общем, выдал он мне листок бумаги и ручку, после чего договаривающиеся стороны вступили в оживленную переписку.
— Ну ты темнила. Можешь четко доложить, о чем договорились?
— А-а-а! — разочарованно тянет Тагир, словно только сейчас понимая, чего от него хотят. Ему явно нравиться измываться над начальством. — Я-то думал, тебе интересно будет узнать, как все было.
— Позже. Пока давай результаты.
— Даю. Завтра у Мальчиша-Кибальчиша собирается клуб коллекционеров. В одиннадцать утра встречаемся там. Усек?
— Молодец! Благодарность от лица службы.
— Служу Отечеству! Ладно командир, подъезжаем. Готовь ксиву [24] .
* * *
Слава Бирюков дремлет в своем неизменном кресле, ожидая нашего прихода. Журнальный столик перед ним был завален бумагами. Насколько я мог видеть, это вырезки из газет и журналов, исчерканные авторучкой и красным маркером. На лице нашего друга светится то выражение божественного наития, которое, должно было бы присутствовать на лице у Архимеда в момент открытия своего знаменитого закона, в случае если бы сей почтенный житель Сиракуз вдруг оказался немым.
— Привет, Саша, — открывая глаза и мучительным усилием воли подавляя зевоту, произносит он и, накрыв левой рукой макушку, приставляет правую к уху. — Докладываю. За время твоего отсутствия в вверенном подразделении происшествий не было. Майор Пластун роет землю в Тенешево, будет завтра утром, Тагир, я так понимаю, тебе уже доложился, у меня — работа полным ходом, в общем, как говаривал Карабас-Барабас: «Еще сто тысяч ведер — и золотой ключик у нас в кармане!»
— Как я вижу, у тебя хорошенькое настроение?
— Да. Полагаю, когда ты услышишь о моих сегодняшних находках, оно у тебя тоже улучшится. Или наоборот ухудшится. Все зависит от того, как смотреть на вещи. Пока что о великий и ужасный, поведай нам о своих успехах на стезе разведки среди прекрасных дам.
— Пижон!
Я рассказываю о результатах сегодняшнего культпохода. Мне стыдиться нечего. Результат сегодняшнего дня если не успех, то заявка на него, это уж точно.
Слава демонстрирует мне большой палец.
— Я верил в тебя, командир, — прочувствовано произносит он. — Ладно, постараюсь тоже не ударить в грязь лицом. Тем более, что определенная работа для предотвращения этого прискорбного факта, несомненно, проведена, — актерствует Слава.
— Давай, хвастайся.
— Это сколько угодно. — Тон его становиться серьезным. — Побывал я в Управлении, с народом поговорил, походил, посмотрели вот какая картина начала вырисовываться. Подполковник ФСК Олег Георгиевич Сухорук 1950 года рождения, в Москве в центральном аппарате с января 1991 года. До этого Западная Группа Войск.
— Немец, стало быть?
— Вроде того. Женат, имеет сына, проходящего сейчас срочную службу. За годы работы проявил себя очень дотошным и умным контрразведчиком. Причем, заметь, коллеги по работе характеризуют его, как стратега, то есть человека, способного мыслить масштабно и на много ходов вперед.
— Это все анкетные данные. По сути что.
— Это не анкетные данные. Это важно. Так вот последним делом, которое вел Сухорук, было дело некоего Мухамедшина Садыка Хусейновича.
— Подожди, подожди, дай вспомнить…
— А чего тут вспоминать? — вклинивается в разговор Тагир. — Садык Мухамедшин. В прошлом полковник Советской Армии. В девяносто первом командир танкового полка. После распада Союза — большая шишка в Минобороны Узбекистана. В девяносто третьем уходит в отставку и почти тотчас получает предложение от какой-то зарубежной фирмы, название не помню, но могу уточнить. В марте этого года убит выстрелом в голову на выходе из гостиницы «Славянская».
— В какое время мы живем, — вздыхаю я. — Кстати, откуда ты все это знаешь?
— Командир. У нас в Узбекистане не так много людей имевших звание полковника. К тому же я в свое время встречался с ним в Афгане.
— Понятно. Разузнай о нем побольше.
— Без проблем.
— Хорошо, с Мухамедшиным на первых порах разобрались, — констатирует Слава. — Если нет возражений, я продолжаю.
— Да, извини, перебил.
— Так вот. У генерала Сухорук не был. Согласно заключению судмедэкспертизы, смерть наступила мгновенно от глубокого проникающего ранения в сердце. Колотый удар снизу вверх под ребра. Оружие убийства: предположительно стилет или штык. Убийство произошло вечером, когда Олег Георгиевич возвращался с работы, откуда и звонил Рыбакову, договариваясь о встрече на следующий день.
— Интересное кино получается! Что же может соединять дело Мухамедшина и смерти Николая Михайловича и Сухорука? Ты, кстати, почерк работы по картотеке проверял? Может, тут найдем зацепку?
— Делается. Но я ещё на закончил. Я побывал в кабинете покойного. Следов взлома нет, но в столе непривычно пусто. Такое ощущение, что его аккуратно вычистили.
— Это только ощущение?
— Пока — да. В кабинете нет ничего, чтобы свидетельствовало о предыдущей работе Сухорука. А он, как мы знаем, работал напряженно. И ничего. Это очень настораживает. Единственное, что я нашел, вот.
Слава похлопал рукой по зеленой канцелярской папке, лежащей перед ним на столе. От сотен тысяч ей подобных она отличалась разве что надписью: «папка № 2», выведенной на ней черной ручкой.
— Кстати, обрати внимание, — продолжил Слава, — папка стояла в шкафу с различного рода нормативной литературой и никакой другой подобной папки в кабинете не оказалось.
— Это о чем-то говорит?
— Может, нет, а может, и говорит. Ведь должен же где-то быть номер один и, вероятно, номер три.
— Это все из разряда домыслов. — Я пожимаю плечами. — Цифра на крышке канцелярской папки не говорит ещё ровно ни о чем. Она может быть первая, попавшаяся под руку или же надпись на ней относится к чему-то, вовсе нас не интересующему. А судя по тому, что официальной бирки на ней нет, это вообще могут оказаться какие-нибудь частные художества.
— Вполне возможно. Но, как мы помним, Сухорук характеризовался как человек весьма дотошный.