Странник поджал губы и хрустнул длинными пальцами.
— Что означает твоё «в тихом месте»?
— В месте, где его сложно будет найти ищейкам муниципалов. Но я хотел задать вопрос, энц генерал.
— Задавай.
— Гай Дэнн утверждает, что излучатели бесполезны для противобаллистической защиты. Он также говорит, что они поджаривают мозги. И не только выродкам. Всем. Это правда?
Странник молча, тяжёлым немигающим взглядом уставился на собеседника. Повисшее в кабинете молчание становилось всё тягостней. Казалось, даже лампа в жестяном абажуре, освещающая комнату, начала светить более тускло.
— Ротмистр, ты соображаешь, что говоришь?
— Так точно. Я всегда соображаю, что говорю.
— Это, между прочим, государственная измена.
Тоот глубоко вдохнул и резко выдохнул, точно получив удар в солнечное сплетение.
— Прикажете сдать оружие? — тихо спросил он и, не сводя с начальника упрямого взгляда, начал медленно расстегивать пряжку на ремне портупеи.
— Отставить! — скомандовал контрразведчик. — Ты что, легионер, совсем от рук отбился? Я тебе ничего ещё не приказывал.
Он подошёл к двери, открыл её, убедился, что никого нет рядом, и закрыл как можно плотнее.
— Ротмистр, слушай меня внимательно. Дважды повторять не буду. То, о чём ты спрашиваешь, — не твоего ума дело. И уж подавно не следовало Гаю Дэнну трепать языком, если ему голова дорога. Но с ним-то всё понятно. Рано или поздно твой приятель загремит на Голубую Змею, где от него, как от опытного инженера, будет куда больше толка, чем здесь. А вот что делать с тобой — надо решить. И решить окончательно, раз и навсегда.
Тоот почувствовал, что тяжёлый взгляд круглых глаз контрразведчика вдавливает его в стену.
— Если следовать официальным Положениям, мне надлежит разоружить тебя, — продолжал Странник, — взять под арест и провести тщательнейшее дознание, кто ещё состоит в подпольной организации, сформированной бывшим инженером Гаем Дэнном, какие цели вы ставили перед собой, и так далее и так далее. В комендатуре на Голубой Змее тебе доводилось читать множество подобных откровений.
Тоот упрямо молчал. Он мог поклясться, что негромкая, почти ласковая речь контрразведчика опаснее громогласных криков любого генерала в Метрополии.
— Есть и другой путь. — Шеф контрразведки захлопнул оконную раму. — Вы из «отпуска» не возвращаетесь в свою бригаду. Не возвращаетесь ни-ког-да. Во всяком случае, без моего отдельного на то приказа. Вы работаете у меня, и только я буду решать, когда вам жить, а когда умереть.
Тоот развёл плечи, кровь десятков воинственных предков взыграла в нём:
— Энц генерал, вы и сейчас можете решать, жить мне или умереть. Как вам известно, я работал учителем в этом городе и поступил на службу в первые дни войны, чтобы защищать Отечество. Мой род служил Империи с незапамятных времен, и, надеюсь, я не посрамлю его ни жизнью своей, ни смертью. Во всём, что обращено на пользу стране, вы можете безоглядно рассчитывать на меня. Но ничто не заставит меня совершить то, что я считаю бесчестным.
— Гордец, — отчего-то улыбнулся Странник. — Ладно, пусть будет так. — Неумолимый стальной натиск, звучавший прежде в его речах, растаял без следа. — Можешь не сомневаться, то, что я делаю, я делаю к пользе государства. Непреложной его пользе, о которой большинство и понятия не имеет. Ты в их числе. — Он вновь хрустнул пальцами. — Вернёмся к твоему вопросу, поскольку бурную реплику насчёт служения и предков я воспринял как согласие.
— Так точно! — выпалил Тоот.
— Ты спрашивал об излучателях, влияют ли они на всех людей или нет. Так вот — влияют. На всех без исключения. На одних — так, на других — иначе.
— А как же тогда выродки?
— Выродки… — пожал плечами Странник. — Нет никаких выродков.
— Как это?
— А вот так — нет и всё. Нормальные люди. Вся их беда в том, что на них излучение влияет иначе, чем на остальных. Неизвестные Отцы загнали государство в тупик. Оно не может существовать без врагов. Когда их нет, очень трудно объяснить, почему всё так плохо и с каждым месяцем всё хуже и хуже. Нужны виноватые. Тогда появились излучатели и сразу решили две проблемы. Во-первых, они внушили всему населению безотчётную любовь к Неизвестным Отцам и, во-вторых, создали выродков — тех, кто может ответить за все беды.
Видишь ли, ротмистр, люди по-разному воспринимают излучения: одни его практически не чувствуют, у других оно вызывает бурный восторг и ликование, у третьих — лёгкую боль и дискомфорт. Для четвёртых же оно практически непереносимо. Вот этих-то бедолаг и окрестили выродками. Вначале такое сильное отрицательное воздействие считалось побочным эффектом работы излучателей, но потом ему нашли замечательное применение. «Выродкам», а среди них, ты сам знаешь, много весьма толковых людей, такое положение вещей не добавляет любви ни к башням-излучателям, ни к Неизвестным Отцам.
— Поговаривают, что даже среди Неизвестных Отцов есть выродки, — переходя на шёпот, то ли спросил, то ли констатировал Тоот.
— Есть, — усмехнулся Странник. — Но ты хочешь знать слишком много. Запомни, ротмистр: меньше знаешь — крепче спишь. Таким образом, государство само, без всякой помощи хонтийцев и пандейцев, без головорезов Островной Империи создало врагов для себя. Но, — генерал развёл руками, — враги получились какие-то плюгавенькие. Им можно объявлять беспощадную войну, бороться с ними, ловить, судить. Вот только побеждать их не следует. Категорически нельзя — очень быстро переведутся. И что ж тогда? Где взять других?
— Развязать большую войну, — предположил Атр, вспоминая недоброе предсказание Гая Дэна.
— А ты, похоже, умнее, чем кажешься, — похвалил генерал. — Но наверху, — Странник указал пальцем вверх, — не все ставят на войну, хотя в некоторых больных головах мысли о войне имеются.
Ротмистр слушал своего начальника, едва сдерживаясь, чтобы скрыть всё более и более охватывающее его изумление.
Каждое слово оглушало его, сбивало с ног, разбивало в пыль, в труху прежние воззрения, остатки его системы координат. Но, что было вдвойне ужасно, Атра невидимыми оплеухами преследовала мысль, что Гай Дэнн говорил правду, чистейшую правду. «А я чуть было не убил его, — со стыдом вспоминал офицер. — Зубами скрипел, зыркал как сумасшедший. Он мне, дураку, объяснить пытался. Какой позор! Какое счастье, что рука не поднялась. А ведь если бы не Юна…»
При воспоминании о девушке у Атра заныло сердце: «Какая же она умница, как она терпела меня эти дни? Каким чудовищем я ей казался! Она ведь тоже знала всю правду!» Ротмистр вспомнил палатку в чаще леса, где сейчас, в ожидании возвращения Тоота, опасаясь любого шороха, сидели Юна и её отец. «Хотя я и просил Дрыма позаботиться о них».
— Ладно! — резкий голос генерала вывел его из задумчивости. — О войне и мире поговорим после, а сейчас вернёмся к захваченному тобой излучателю.