— А это кто? — по-гречески поинтересовался вошедший, приближаясь к распластанному на лежанке телу.
— Не ведаем, — поклонился один из рыбаков. — Море вынесло.
— Ну-ка, — чернокудрый наклонился над Михаилом Аргиром, в тот же миг правая рука того пожарным багром опустилась на затылок фрязина, а левая, захватывая подбородок, рванула по дуге вверх. Раздался едва слышный хруст, и переводчик, вернее, теперь уже только его бренное тело, рухнуло на грудь знатного ромея. Вошедший вслед за фрязином хозяин так и остался стоять с открытым ртом, не зная, что и сказать, и лишь ошалело мигая.
— Ну, где ты там? — крикнул второй приезжий, видимо, старший.
Ответа не последовало. Ругаясь себе под нос, воин самолично полез в халабуду выяснять, что там стряслось. Аргир лежал неподвижно, закрыв глаза. Его противник столь же недвижимо располагался поперек него.
— Проклятие! — под нос себе выругался старший, осторожно приближаясь к лежащим. — Что это? — Он повернулся к стоящему у входа рыбаку. Тот молча развел руками.
Фрязин внимательно оглядел собрата. Ни следов борьбы, ни крови видно не было.
— Языком он, что ли, подавился? — бормоча это себе под нос, он схватил за плечо мертвого товарища и перевернул его, освобождая спрятанную под мертвым телом руку ромея. Еще мгновение, и удар кинжала, прежде красовавшегося на поясе чернокудрого фрязина, пробил его сонную артерию. Аргир распахнул глаза, вытащил кинжал из раны и обтер его о плащ одного из несчастных.
— Еще есть?
— Нет, — в ужасе глядя на содеянное, пробормотал один из рыбаков.
— Господи! — Второй, заскакивая в дом, всплеснул руками. — Что же теперь будет? Если фрязины узнают, что здесь убили их людей, они же все здесь сожгут! Да и нас самих…
— Ерунда! — отмахнулся Аргир, опуская ноги на землю, доставая мечи из ножен на перевязях валяющихся на полу трупов и тщательно разглядывая червячный узор на клинках. — Сбросьте их в воду, чтоб не смердели, да и дело с концом. И вот еще. Где кони? Я слышал коней.
Тот, кто ломает подковы, силен, но рискует остаться с некованой лошадью.
Виланд
Генрих Боклерк сидел, обхватив голову руками. Сегодня она болела с утра, и король ужасно досадовал на это, как, впрочем, и всегда, когда случалось нечто неподвластное его воле.
— Читай, Фитц-Алан, читай! Чего ты замолчал? — раздраженно воскликнул он, морщась от противного ощущения стучащего в висок невидимого дятла.
— Быть может, мой лорд повременит с делами?
— Какая чушь! Если бы Господь тянул с сотворением мира, кто знает, может, и по сей день бы не управился.
— Но вы все же не Господь, — робко возразил Фитц-Алан.
— Уподобиться Всевышнему — долг каждого истинного христианина, — криво усмехнулся Боклерк. — Читай, не мучай меня своим постным видом. Я не для того держу тебя, чтобы любоваться на этакую гнусную физиономию.
Фитц-Алан пропустил ругательства монарха мимо ушей и со вздохом, печалуясь в душе, что его христианское милосердие осталось неоцененным, продолжил зачитывать список.
— …Мануил, сын короля греков, Иоанна Комнина. Он молод, хорош собой, несколько смугл, правда…
— Да, я знаю, — отмахнулся Генрих. — Невесть чей он сын, но можно не сомневаться: его отец, мнящий себя ни много ни мало наследником цезарей, не пожелает заключать с нами брачный союз. Этот чертов гордец отчего-то вдруг полагает, что мы ему не ровня. А мне и вовсе ни к чему улучшать породу тамошних государей. Мне нужен король здесь.
Фитц-Алан склонил голову.
— Увы, мой лорд, во всем христианском мире найдется не много королей и герцогов, желающих породниться с вами.
— Дьяволово копыто! М-м-м… — Генрих посильнее обхватил виски. — Ну что за бред? Много — не много, пожелают — не пожелают, и кто они, все эти герцоги, у которых зачастую нет и лишнего шиллинга? Короли, не знающие, где раздобыть войска для защиты собственного титула? Тьфу! Они не стоят и пенса за голову. И должны быть счастливы, когда я обращаюсь к ним.
— Король Франции Людовик прислал графа Элуа де Мондидье с предложением взять Матильду за принца Людовика с условием, что по вступлении на престол тот объединит на голове и французскую, и нашу короны.
— Опять эти бредни. Да если бы я вдруг согласился принять это предложение, держу пари, самый нерадивый школяр счел бы мои дни на пальцах одной руки, не прекращая ковыряться в носу! Этот гнусный толстяк, Луи, видимо, полагает, что я выжил из ума, или же он сам из него выжил. Есть ли кто-нибудь стоящий в твоем списке?
— Фульк Анжуйский, — несмело предложил Фитц-Алан.
— Сын графа Анжуйского? О Господи, что ж это происходит? Да ты совсем сбрендил! Ты еще младенцев мне сюда запиши!
— Все это так, граф молод годами, но он — один из тех союзников короля Франции, которые, воюя с нами, не слишком жалуют своего августейшего сюзерена. Если удастся переманить его на свою сторону, у короля Людовика… — Собеседник гневливого монарха чуть замешкался, подыскивая близкие его разумению выражения, подобающие притом его собственному духовному сану. — …Случатся изрядные желудочные колики.
Генрих Боклерк невольно улыбнулся.
— Это славно. Но проклятие, он же совсем еще мальчишка, а Матильда… — Король прикрыл глаза, вспоминая красавицу дочь. — …В самом соку. Ей не сосунок нужен. Ей самой детей рожать. Кстати, Фитц-Алан, где Матильда? Где, черт побери, моя дочь, эта, с позволения сказать, вдовствующая императрица?
— Она едет, мой государь. Сказывают, всю прошлую неделю в Геннегау и Фрисландии шли дожди. Дороги развезло. Вот…
— Я же послал людей! Пусть мостят дороги! Пусть хоть на руках ее несут, но быстрее, как можно быстрее и как нельзя — тоже! Проклятие! У Англии, увы, нет законного наследника, наверняка сыщутся ублюдки, желающие вонзить мне кинжал в спину. Отряд, посланный за Мод, конечно, силен, но все же по ту сторону пролива слишком много врагов.
— Мой государь, — со вздохом потупил глаза Фитц Алан, — увы, я вынужден доложить, что недругов много и по эту сторону пролива.
— Ну что еще? — недовольно зыркнул Генрих Боклерк.
— Стефан Блуаский, ваш племянник, во всеуслышание отказался признать Матильду вашей наследницей и будущей королевой Британии.
— Вот как? — Король отпустил виски и грохнул кулаками об стол. — Это еще почему? Как он посмел, гаденыш?
— Он говорит, что невместно рыцарям повиноваться женщине.
— Да ну, экий стервец! Можно подумать, если бы у королевы Боадицеи меж больших пальцев ног болталось то, что у нее не болталось, она бы громила римские легионы более отважно. Здесь, Фитц-Алан, в этих самых землях. Так и передай этому недоумочному фазану, которого по недосмотру родила моя сестра Аделаида.