* * *
Кортеж посольства севасты Никотеи начал движение от дворца архонта, словно бы демонстрируя, чьим, собственно, посольством на самом деле является. Возок племянницы Григория Гавраса катил на простых осях, как, впрочем, в ту пору и любой другой в Европе, да и во всем мире. Конечно, дай волю тому же Лису, он бы, на радость себе и людям, быстренько изобрел рессоры и жил бы вполне безбедно остаток дней, во всяком случае, до конца операции. Но институтский устав строжайше запрещал своим агентам подобные «шалости», а со столь важным документом, как устав, даже Лису, к его крайнему неудовольствию, частенько приходилось считаться.
Но пока что возок севасты катил по ровной наезженной дороге. Мессир рыцарь со своим бойким не только на язык приятелем скакали чуть позади. Вслед за ними двигался отряд графа Квинталамонте, а за ними на легких низкорослых лошадках буквально вился целый рой одетых в волчьи шапки наездников-аланов.
Охочие до зрелищ зеваки радостными криками провожали высокое посольство, желая ему успеха, не ведая, впрочем, ничего конкретного о его целях. Херсониты, сгрудившись по обе стороны дороги, кидали охапками цветы, славя прекрасную Никотею. Некоторые даже забирались на постаменты вылинявших мраморных статуй, украшавших путь ко дворцу по обе стороны.
— Гламурненько, гламурненько, — глядя на россыпи цветов под колесами и ногами коней, на богов и богинь, одетых в бледно-розовые туники, проговорил Лис.
— Это ты о чем? — удивленно спросил Камдил.
— Ну, вот эти северные девы в розовых трико. — Менестрель кивнул на красующихся друг перед другом граций. — Белые, холодные — одно слово, снежные бабы.
— Ну во-первых, — пустился объяснять уязвленный в своем понимании красоты мессир рыцарь, — ничуть они не похожи на снежных баб. Видел я их у вас зимой. Во-вторых, если тебе уж так не нравится мраморная белизна, то открою тебе страшную тайну. Раньше их тела раскрашивали точно так же, как и одеяния. Вот эти туники, к слову, были ярко-красными.
— А потом типа расходы на войну, краска закончилась?
— Почти, — усмехнулся Камдил. — Епископ Готский объявил античные изваяния бесовскими соблазнами и велел их разбить. Но архонт воспротивился. Однако раскрашивать их перестали. А ты говоришь «гламурненько»!
— М-да, — кивнул головой Лис. — Был не прав, вспылил. Думал, прапорщики местные расстарались. А тут — цельный епископ. Какое уж там «гламурненько». Готичненько!
Вальдар Камдил невольно прыснул и тут же услышал на канале связи ироничный голос Баренса:
— В высшей степени познавательная беседа! Какие еще темы нуждаются в срочном обсуждении, джентльмены?! Не хотелось бы думать, что вы окончательно забыли, для чего все мы здесь находимся. Между прочим, за последние дни дело не продвинулось ни на йоту.
— Но город-то устоял, — с неподдельной гордостью в тоне ответствовал Лис.
— Повезло городу! — констатировал Георгий Варнац. — Особенно когда твоя приметная фигура стала от него удаляться!
— Не, ну мы только начали строить версии, как нам тут же начали строить каверзы. Буквально стройка века.
— Лис, ты опять за свое?
— Ни-ког-да! Всегда за наше! — бравурно начал рапортовать Лис. — В боях с реальностью мы выросли и окрепли. Работая под девизом «Одна голова — хорошо, а две — задница», мы набрали пятнадцать штук голов. Так шо в общем зачете у нас семь задниц плюс одна голова. И пусть она еще не та, которую мы ищем, но все же она на плечах, а плечо можно подставить другу, который, если вдуматься, вовсе не задница.
— Господь моя защита!
— Эт да-а, — согласился Лис. — Господь, он — защита, и он — голова! Таким образом, у нас есть еще одна голова, а это уже…
— Лис, пощади! — возопил Баренс.
— Не, ну я только хотел вскользь коснуться динамического роста наших впечатляющих успехов на фоне кризиса административных тенденций.
— Я вижу, — прервал его монах-василианин, — эти успехи. — Он кивнул на отряд, сопровождающий посольство. — Самые отпетые разбойники!
— Не без того, — благодушно согласился Лис. — Других в этой тюрьме не было. Тут главное, шоб песни наши были.
— Какие еще песни?
— Ну какие? Тутошние! — И на радость бросающей цветы толпе Лис затянул звонко: — Ой на, ой на гори та й женци жнуть, а по пид горою, яром-долыною, козакы йдуть!..
— Ладно, ладно, песня хороша, и поешь ты громко…
Честно сказать, Георгий Варнац еще сам не успел толком прийти в себя от столь расширительного прочтения указа о помиловании, великодушно подписанного архонтом. Когда упомянутых в документе «его людей» вместо трех, четырех, считая Лиса, оказалось без малого полторы дюжины, он только покачал головой, высказывая на канале связи соратникам, что думает по этому поводу.
— А этого юношу для чего с собой взяли? — недовольно поинтересовался он. — Ну, разбойники — ладно, они хоть с оружием обращаться умеют…
— А Федюня зато в змеях разбирается, — не замедлил с ответом Лис. — А имея дело с нашей нежной севастой, как по мне, без такого специалиста никак не обойтись.
* * *
Распахнув окно, забранное цветными фряжскими стекольями, Владимир Мономах глядел на Днепр, где, ладно поднимая и опуская над водой весла, вверх по реке отправлялись лодьи с дружинниками воеводы Бьорна Хромая Смерть. Очень скоро они, как и отряды из других княжеств, должны собраться в Новгороде Великом, чтобы оттуда вместе с флотом короля свеев обрушиться на заморскую Бриттию. Он глядел, как переливаются яркими радужными красками солнечные блики на мокрых лопастях весел. Видение прошлого на миг охватило его. Брызги, ветер, холодящий лицо и раздувающий волосы…
До чего ж хорошо было дышать этим ветром, чувствуя, как он наполняет мощную грудь, не знающую усталости, как речная стремнина, грозящая гибелью неосторожному, обнимает, радуясь, крутые борта лодий!.. Все это было и минуло. И больше тому не быть. Теперь его ожидает последний поход. Только вчера он вопрошал потаенного демона, и тот повелел ему торопиться с выездом к Светлояр-озеру, когда не хочет он, чтобы корабли с дружинниками в море-окияне были захвачены бурным вихрем и кипучими волнами.
Зря пытался Великий князь уговорить лежащего на серебряном блюде «советчика», попусту твердил, что многим делам и великим тайнам следует ему научить остающегося на великом княжении Святослава, да и Мстиславу порассказать еще след немало. Хранивший его все эти годы демон был непреклонен, и времени на все про все ему было отпущено не более двух седьмиц. Всего-то до новолуния.
Великий князь глядел, как утиным выводком тянется к горизонту длинный строй лодий, и мучительно терзался поиском ответа, смириться ли, или же, как некогда отважный Харальд Хардрада, попытаться отчаянно переломить судьбу о колено. Он вновь вспоминал последнюю встречу с теткой Елизаветой, королевой Элисиаф.