«Похоже, Баренс прав, — отпивая из чары, которая вполне могла послужить импровизированной поилкой для пони, кивнул рыцарь. — Налицо вмешательство некой третьей силы, вероятно, имеющей в этих землях свой интерес. Знать бы какой, для чего, а главное, что собой представляет эта самая „неведомая сила“. Но понятно одно — мы на правильном пути».
Вальдар вызвал в памяти минувший вечер и харчевню у Золотых Ворот. Вопреки ожиданию, нищий в струпьях с костылем не появился. Зато вместо него рядом с Вальдаром на лавку опустился разбитного вида молодчик, судя по одеянию и длинному кинжалу у пояса один из тех вояк, которые охотно нанимаются сопровождать купцов в дальних странствиях. В отсутствии же «ангажемента» создают условия для будущих выгодных наймов.
— Я вижу, издалека прибыли? — словно продолжая ранее прерванный разговор, бросил страж чужого добра.
— Издалека, — покосился на бойкого незнакомца рыцарь.
— Может, тогда монетку мне разменяете? — В пальцах непрошеного соседа вдруг появился солид с иерусалимским крестом.
— Вы?
— Тихо! Закажи мне вина, чего-нибудь поесть и слушай. Я не знаю, о чем речь, и мне это неинтересно, но тебе велено передать следующее: голова святого Иоанна где-то здесь. Надлежит ее найти, изъять и доставить в Клерво. Когда реликвия будет в ваших руках, дайте мне знать — я помогу скрыться.
— Как вам сообщить?
— Мне сказывали, вы грамоте обучены.
— Обучен.
— Вот и прекрасно. Черкните мне на латыни, где и когда вас ждать. А после трапезы суньте пергамент в выеденную кость да и выбросьте под стол.
— Под стол?
— А вы не сомневайтесь, ко мне она попадет. Только вот нате тряпицу, чело оботрите, а теперь мне воротите.
Камдель послушно выполнил требование незнакомца.
— Может, уже что разузнать удалось? — тихо поинтересовался наемник.
— Кроме того, что рутены в бриттские земли походом идти вознамерились, пожалуй, что и ничего.
— Уже немало. Впредь, если новости какие будут, как я сказал поступайте. А теперь ешьте и пейте, да радуйтесь, ибо на вас пал выбор того, кому суждено вернуть силу Христову и веру. Так мне велено передать, что я и сделал.
— …Вот так бывало, — продолжал седой воин.
— О Господи, вот вы где! — на пороге гридницы появился взволнованный Анджело Майорано. — Я вас повсюду ищу! — оживленно жестикулируя, затараторил он по-итальянски.
— Что-то случилось? — с легкий сицилийским акцентом отозвался граф Квинталамонте.
— Пока нет, но может. Я бы хотел поговорить с вами незамедлительно, если возможно, наедине.
— Что ж, как пожелаете, — рыцарь точно невзначай коснулся рукой груди.
— О, капитан! — зазвучало на канале закрытой связи. — Не сочти за каламбур, но ты читаешь мои мысли. Я как раз хотел тебя вызвать. Тут у них какое-то придворное, нет, средидворное кидалово, причем я шо-то не вдуплюсь, кого и на кой ляд здесь пытаются дешево прокинуть.
— Говори внятно, — перебил напарника Камдил. — И по возможности покороче — у меня есть дело.
— Да бог с ними, с делами! Оно нас ест, пока не съест до конца. Ты лучше посмотри сюда.
Лис включил картинку, демонстрируя торчащую на колу, воткнутом среди двора, голову убитого Мстиславом речного чудища.
— Я еще когда мы въезжали не въехал, ну, в смысле, не понял, шо это за пугало такое для пущего устрашения ворон. По-твоему, это шо?
— По-моему, — с легким раздражением начал Вальдар, — это передняя треть крупного нильского крокодила.
— Спасибо, капитан, утешил, значит, либо одно, либо из двух!
— В смысле?
— Либо у меня не белая горячка, либо белая горячка у нас обоих.
— А конкретнее?
— Как утверждают предки гордых укров, это — башка страшного чудища, терроризировавшего местных рыбаков в тутошних водах еще буквально пару-тройку недель назад.
— Что за бред? Нильский крокодил, переплывший Средиземное и Черное моря, поднявшийся вверх по Днепру через пороги…
— Не, капитан, это еще присказка. А сказка в том, шо, как утверждают аборигены, во время жаркой схватки крокодил не только поднимал голову на длинной шее над водою чуть ли не на три сажени, но и обвивал этой самой шеей ноги богатырского коня.
— Да ну, быть такого не может!
— А ты у кого хошь спроси — здесь только безглазый этого не видел.
— Не понимаю!
— Вот и я о том же. Стало быть, горячка. Белая, как знамя французского короля. Кстати, а с какого перепуга у французского короля белое знамя?
— Погоди, — улучив момент, перебил его Камдил, — послушай лучше, что наш старый приятель Майорано мне пытается втолковать.
— …И тут я слышу, как Гаврас своим людям говорит, чтоб они были к вечеру готовы к отъезду. Я сначала не обратил внимания. Действительно, почему нет, Симеон как-никак сын архонта, он любезно оказал нам честь, сопроводив до Киева, но пора и в Херсонес. Однако потом…
Анджело Майорано замялся.
— Ну что же вы, говорите.
— Я невольно услышал, как госпожа Никотея разговаривала с Мафраз. Она говорила на ее родном языке довольно громко, не подозревая, что я понимаю ее речь. Так вот, она сказала, что Гаврас отправляется с рассветом, а заполночь он просил ее скрытно прийти в какое-то уединенное место здесь неподалеку над Днепром, ибо он должен сказать ей что-то очень важное, от чего зависит судьба империи.
Не ведаю, что такого он намерен ей сказать и кого достославный турмарх опасается при княжьем дворе, однако нынче во время беседы севасты с князем Мстиславом я видел, какими глазами смотрел на эту пару Гаврас-младший. Готов поставить свою душу против дырявой шляпы, что он влюблен в нее до беспамятства. Эта страсть может толкнуть его на любые безумства.
— Почему же вы решили сообщить об этом мне?
— Мы с вами оба итальянцы и знаем, что такое любовь и что такое рыцарство. Севаста юна и неопытна, и кажется мне еще очень наивной. Госпожа Никотея сказала мне, что днем здесь душно и пыльно, и потому она желает прогуляться ночью. Вы можете себе это представить? Прогуляться ночью!
Она просила меня сопровождать ее на прогулке. Это, конечно же, разумная мера предосторожности с ее стороны, однако если Симеон Гаврас и впрямь удумал похитить ее, то их будет пятеро против меня одного, и все они опытные воины. Боюсь, что мне одному не справиться. А если вдруг что-нибудь произойдет с севастой, полагаю, даже на морском дне нам не укрыться от гнева ее дяди василевса, князя Мстислава, его отца и уж бог весть кого.
— Капитан, вопрос, уже набивший кому-то шо-то вроде оскомины. Ты ему веришь?