— Куда смотрит этот недоношенный римский шакал, которому мы посылаем десятую часть от доходов нашей церкви?! Почему его лакеи осмеливаются объявлять мне крестовый поход?
— Мой государь, — скосив глаза из-за колонны, проговорил Фитц-Алан, — это какие-то сумасшедшие. Там всего около дюжины рыцарей, аббат Бернар и толпа черни.
— Ты это уже говорил, мошенник! — хмуро огрызнулся Боклерк. — Ты уже сказал, что они прибыли на одном корабле, который сопровождало множество рыбачьих лодок и только что не бревен, на которых плыли какие-то нищие, желающие поживиться моим добром. Почему их не утопили?
— Видите ли, мой лорд, — вновь прячась от неласкового взгляда гневливого властителя, сокрушенно вздохнул королевский секретарь, — когда ваши корабли уже намеревались выйти из гавани, вдруг среди бела дня обрушилась старая башня. Говорят, ее построили еще при Эдуарде Исповеднике, и она была совсем ветхая.
— Дьявольщина! — выругался Боклерк. — И они, конечно же, сочли это дурным предзнаменованием!
— Каменные обломки загородили выход из гавани, — вздохнул Фитц-Алан, — но французы как раз сочли это добрым предзнаменованием.
— Проклятие! — рыкнул король. — Ну ничего! Сейчас я разделаюсь с этим недоноском Стефаном и отучу французов верить в предзнаменования! Отпиши коменданту Лондона: если хоть один француз появится на улицах столицы, я прикажу на каждой из них скормить псам по части его тела.
— Прости меня, Господи! — прошептал Фитц-Алан, обдумывая, как бы ему смягчить формулировку послания. — Ибо велики прегрешения мои.
— Ну что ты там спрятался, как крыса? Иди, подбирай свое добро, — уже чуть спокойнее добавил король.
— Повинуюсь, мой государь! — проговорил Фитц-Алан, появляясь из-за колонны, дабы поднять с пола разбросанные перья и заляпанные чернилами листы пергамента.
— Что там ты еще хотел сказать?
— Во дворе замка ждут две дюжины графов и баронов, кои испрашивают аудиенции у вас, мой государь.
— Чего им надо?
— Я не ведаю о том, — покривил душой королевский секретарь, — могу лишь сказать, что отряды сих господ стоят вкруг замка в ожидании возвращения сюзеренов.
— Вот оно как? — Генрих нахмурился, и в тоне его вновь послышалось плохо скрытое рычание. — Что ж, пусть войдут. А ты вели страже быть наготове и еще распорядись, что, когда эти господа очистят двор, пусть будут немедленно заперты ворота и заняты все посты на стенах.
— У нас мало людей для обороны замка, — чуть слышно, не поднимаясь с колен, вскользь напомнил Фитц-Алан.
— …И еще меньше ума! У некоторых его вообще не больше, чем в той чернильнице! — Он кивнул на пустую емкость, сиротливо лежащую на каменном полу. — Не забывай, остолоп, что речь идет о моих верных вассалах! Я не думаю с ними воевать! Главное, чтоб они не вздумали отчего-то воевать со мной. Ну что ты ухватился за эти чертовы перья? Крыльев из них ты себе не смастеришь! А потому шевели ногами, не заставляй лордов, а уж тем паче своего короля ждать!
— Спешу, мой государь! — подхватываясь на ноги, воскликнул Фитц-Алан и немедля бросился к выходу.
Едва он скрылся за дверью, король с натугой, точно под одеянием его таились железные вериги, дотащился до грубого табурета у стола и, рухнув на него, в изнеможении опустил голову в ладони.
— Господи, за что ты караешь меня, Отец Небесный? Пронеси мимо эту чашу! На тебя, Боже, уповаю! — Он закрыл глаза, но даже сквозь опущенные веки и сомкнутые пальцы видел жарко полыхающий в камине огонь. Или же то был не камин…
Тихий кашель прервал его уединенные размышления.
Они стояли перед своим королем. Две дюжины первейших графов и баронов. Две дюжины лиц, храбрых и непреклонных. Две дюжины испытанных воинов, составлявшие гордость королевского войска.
— Вы хотели видеть меня? — поднимаясь с места с юношеской легкостью, улыбнулся Генрих.
— Да, государь, — ответил граф Норфолк, должно быть, избранный остальными в качестве переговорщика.
— Что ж, вот и увидели. — Король подошел к грозному воину и обнял его за плечи. — Дружище, я тоже чертовски рад видеть моих старых и верных соратников! Надеюсь, вы пришли сказать, что отставшие хвосты уже наконец подтянулись и мы снова можем выступить в путь.
— Да, мой государь. Отставшие из-за дождей отряды уже в лагере. И мы, пожалуй, могли бы выступать к Уэльсу.
— Могли бы? Норфолк, ты сказал «могли бы»? Я не ослышался? Кто же мешает тебе и всем моим славным баронам повиноваться королевской воле?
— Мой государь, я пришел объявить о том, что срок, в течении которого мы по закону обязаны стоять под твоими знаменами, истек. И я, и мои собратья намерены теперь же отправляться в свои замки, дабы, как и предписывает обычай, верой и правдой служить тебе в наших землях, охраняя мир и покой в королевстве.
Король пронзил боевого товарища долгим тоскливым взглядом, точно чья-то безжалостная рука тащила из его сердца зазубренную, подобно гарпуну, занозу.
— Продолжай, Норфолк. Я слушаю тебя.
— Поход к границам Скоттии не принес ни славы, ни добычи. Мы уже вынуждены сократить выделяемое людям пропитание. И кто знает, не является ли валлийский след очередной уловкой принца Стефана. Мы слышали, войско французов высадилось…
— Не войско, так, шайка сумасшедших и бездельников, возомнивших себя крестоносцами.
— Мы не можем, подобно затравленной лисе, носиться из конца в конец Британии, подвергая разорению не только себя, но и все королевство.
— Что же ты предлагаешь, Норфолк?
— Если французы, — начал граф, — столь немногочисленны, вы без труда разобьете их силами рыцарей короны. Что же касается Уэльса, нам следует ждать, пока там не появится что-либо определенное.
— Тебя ли я слышу, дружище Норфолк? Ждать, пока… что-то определенное… Ты постарел! В прежние времена ты бы не стал говорить мне нелепости, граничащие с изменой.
— Я бы счел изменником себя и моих соратников, когда бы сейчас просил моего короля заплатить полновесным золотом за продолжение столь неосмотрительного похода в Уэльс. Я знаю, что казна пуста. Если не считать вашей короны, в ней — лишь долговые расписки.
— Да, ты прав, верный Норфолк. У меня осталась лишь корона. — Генрих Боклерк подошел к одной из узких бойниц, прорезавших каменную толщу башни, и выглянул во двор. Лучники у зубчатого крепостного парапета замерли со стрелами на тетивах в ожидании приказа. — Ты прав, Норфолк, как всегда, прав. Но! — Печальный глас короля внезапно окреп и зазвенел привычной сталью. — Корона все еще у меня. А потому будет так. Либо вы повинуетесь мне и я даю вам королевское слово, что вы получите и славу, и золото, и мое забвение нынешней вашей дурацкой выходки, и мы, обнявшись, как подобает верным друзьям, пойдем и задавим этого гаденыша, по Божьему недосмотру моего племянника. Либо… — Генрих Боклерк улыбнулся, — у каждого из вас по нескольку оруженосцев. И когда ваши головы будут красоваться на зубцах крепостной стены, я сделаю тех из них, кто продемонстрирует мне свою верность, баронами и графами вместо вас. Они еще не отбыли в этом году своей рыцарской службы.