Возница на козлах, поджидавший товарищей, меланхолично курил, поглядывая в темный проем ворот.
— А те где? — увидев приближающуюся фигуру в широком тулупе, лениво кинул он.
— В ящик! — коротко скомандовал выходящий под свет уличного фонаря Барраппа, направляя на кучера «бульдог». — Одно слово — убью!
* * *
Сотник Холост прихлебывал чай с лимоном, рассуждая вслух:
— Эх, сейчас бы борща с чесноком да сала с первачом.
Коллежский асессор Снурре смотрел на худощавого атаманца с нескрываемым осуждением. Если и было что-нибудь в мире, с чем Христиан Густавович боролся столь же, если не более активно, нежели с преступностью, то это привычка есть столько раз в день, сколько ему на глаза попадалась какая-нибудь пища.
— В общем, дело Григория Ивановича Котовского из дворян тыща восемьсот затертого года рождения можно сдать в архив с пометкой «пропал бедолажный хрен зна куда».
— Бог весть что, — с укором глядя из-под пенсне на безучастного к вопросам отчетности казака, пробормотал Снурре.
Его весьма огорчала эта история с подлогом в деле «короля побегов», но идти против воли начальства было не в привычках усердного полицейского чиновника.
— Ой, не надо слез! Если хотите, в справке можете его хоть пираньям скормить! Пишите там, шо взбредет под ваше пенсне, — отмахнулся Холост. — Главное, что отправился штабс-капитан Котов в тыл супостата, и есть у меня неслабое предчувствие, что мы об этом новоиспеченном офицере еще услышим!
Вопрос о том, что именно будет услышано в будущем о Григории Котовском, так и остался непроясненным, так как из коридора донесся совсем иной звук:
— А ну стой! Стой, кому говорят?! Абрек чертов!
Вслед за криком послышался глухой звук удара и шум падающего тела.
— Что за на фиг? — Сотник выдернул наган из кобуры и кинулся в двери. По коридору поджарой гончей мчался Заурбек. У самой лестницы валялся дневальный, пытавшийся остановить яростного горца. Солдат приподнялся, мотнул головой, пытаясь навести резкость, и стал нащупывать упавший поодаль карабин.
— Отставить! Это свой! — крикнул сотник, пропуская Заурбека в приемную. — Что случилось?
— Барышню Лаис укралы! — выпалил с порога ординарец полковника Лунева.
— Как украли? — Сам полковник, встревоженный криками, выглянул в приемную. — Толком говори!
— Днем хазяйка к вам ехать захатэла. Я ей гавару: «Нэ едь». Она: «Нэт, — гаварыт, — еду». Я ей: «Кучера нэт». Она: «Извозчик бэри». Паехала, гляжу — шпик за нэй.
— Постой, у дома были шпики? Я же распорядился снять наблюдение.
— Были. Сразу видать — полицейские шакалы!
— Давно появились?
— Жандармы ушли — на другой дэнь появылись.
Полковник бросил вопросительный взгляд на Снурре.
— Мне об этом ничего неизвестно, — поправляя золотое пенсне, не замедлил с комментарием полицейский чин, — но сию минуту выясним.
— Дальше говори, — быстро скомандовал Лунев.
— Я тоже паехал, вдруг что… Рядом в подъезде у окна стал, жду. Вижу, сама идет, пешком. Я вниз. Вихажу, мотор возле нее встал, из него офицеры, и давай барышню туда заталкивать.
— А ты что? — Холост упер руки в боки.
— Я к вам.
— А сам чего же не вмешался, джигит хренов?
— Горец трех офицеров пасрэди Невского убивает, — сквозь зубы процедил Заурбек, — ай, какой умный мысль! Здэсь нэ каторга, здэсь трэбунал будет, затэм расстрэл.
— Когда то будет! — Сотник поморщился и сдернул с крюка шинель. — Платон Аристархович, я мотнусь по-быстрому, может, догоню. Не так много в столице авто с офицерами.
— Да, конечно. — Лунев кивнул. — Заурбек, ты все сказал?
— Все.
— Едешь с сотником. Хорошо бы Чарновскому сообщить, — кинул он атаманцу.
— Он уже знает.
— То есть как это знает?
— Платон Аристархович, — Холост изобразил на физиономии невыразимое страдание, — если я говорю, что знает, значит, так оно и есть. Заурбек, мухой, по машинам!
* * *
Действительный статский советник Родзянко впервые за последние несколько лет облачился в положенный ему шитый золотом камергерский мундир. Он стоял на платформе, глядя, как отходит от перрона поезд с царской свитой. Несколько минут назад с соседнего пути в Могилев, в Ставку Верховного главнокомандующего, уже тронулся бронепоезд «Князь Пожарский». Третьим в этой железнодорожной кавалькаде должен был следовать литерный состав его императорского величества. Родзянко стоял на перроне, глядя, как суетятся у вагонов отъезжающие, и осанистые проводники смиренно просят господ пассажиров занять места. Он глядел и вспоминал недавний обед с государем. Обед, после которого председатель Государственной думы встал из-за стола голодным, поскольку кусок не шел ему в горло.
— А мы совсем недавно тут о вас вспоминали, — как ни в чем не бывало объявил Николай II, предлагая его превосходительству занять место за столом напротив себя. — Представляете, контрразведка вбила себе в голову, будто вы поддерживаете сношения с германским Генеральным штабом. Можете в такое поверить? Они утверждают, что в своем докладе, опубликованном намедни в газете «Русская весть», вы будто бы цитировали некий тайный документ, даже о самом наличии коего вам не положено было знать. — Царь пригрозил Михаилу Владимировичу пальцем. — Ну да ладно, я им вас не выдал. Вы угощайтесь, голубчик, угощайтесь. Блюда у меня здесь простые, русские, изысков не водится.
Родзянко поглядел на стоящий на столе золоченый ковш с красной икрой, но класть ее себе не стал, зная, что император ее не любит.
— Хорошо все же, что вы к нам пожаловали, — между тем продолжал Николай II. — Я уж послать хотел за вами. Не контрразведку, не пугайтесь.
— Да я и не пугаюсь, — стараясь не дрожать голосом, проговорил гость, с невольной благодарностью вспоминая давешнего ротмистра с его предупреждением.
— Действительно, с чего бы? Хотя где-то рядом с вами наверняка гадюка угнездилась! — Император назидательно погрозил Родзянко пальцем. — Вы уж глаз держите востро!
— Всенепременнейше, — заверил Михаил Владимирович.
— Но я не о том говорить хотел. — Император пригубил из бокала с морсом. — Вы тут меня все норовите попотчевать неким диковинным блюдом из либеральной кухни, именуемым Ответственное министерство. Вот я подумал неспешно над вашими предложениями и решил — и впрямь, отчего же не испробовать.
— Это воистину мудрый шаг, Ваше Императорское Величество, — от неожиданности Родзянко даже поднялся с места.
— Да вы присаживайтесь, любезнейший, присаживайтесь. И кушайте, что же это вы ничего не едите? Или угощение не по нраву? Так вот, решил я учредить предлагаемое вами правительство, а то что ж получается — кого я ни назначу, всяк для вас крив и туп. Нехорошо это! А потому нынче же я учреждаю комитет, коим нещадный контроль над действием правительства осуществляться будет. Во главе его стану я сам. Согласитесь, любезнейший Михаил Владимирович, мне, как самодержцу всероссийскому, сие по чину подобает. Вы же, обер-прокурор Синода, ну и, конечно же, предстоятель сенаторов наших, мне первейшими станете помощниками. Насчет общего числа тех, кто войдет в сей комитет, об их задачах и предлагаемых вами кандидатурах я к возвращению жду подробнейших взвешенных предложений.