— Насяльник, мандата! — прокричал караульный.
Железная калитка со светлым пятном на месте сбитого герба с лязгом отворилась и на платановую аллею, ведущую к воротам, вышел довольно высокий плечистый китаец в ладно сидящей форме. На лице его, точно приклеенная, сияла доброжелательная улыбка, но в повадке чувствовалась скрытая опасность, будто к начальнику Уголовно — следственной комиссии Петрограда не подходил, а стремительно подползал с доброжелательной улыбкой огромный питон.
Он остановился рядом с Орловым, принял из рук часового мандат, быстро пробежал его глазами и кивнул энкавэдэшнику:
— Добрый вечер. Командир взвода охраны, Фен Бо. Разрешите сопровождать вас?
— Сделайте милость, — глядя на молодцеватого краскома, произнес Орлинский.
Если вдруг разговор с датчанином пойдет ненадлежащим образом, то такая предосторожность может оказаться не лишней.
Они пошли к зданию пешком. Владимир Григорьевич любовался старым парком и жадно вдыхал наполненный ароматом сирени воздух. Орлинский всегда хотел иметь подобный особняк, теперь же — на самом взлете — судьба дала пинка господину статскому советнику, и он мог приезжать сюда лишь для того, чтобы заниматься делами весьма неприятного свойства.
— Вы уроженец Китая? — давая волю любопытству, спросил энкавэдэшник.
— Так точно, — без запинки и намека на акцент, подтвердил Фен Бо.
— Надо же. — Орлинский вновь утер платком лысину. — Однако ваш русский безукоризнен!
— Я с малолетства говорю на этом языке. Мой отец, Лун Ван, работал лекарем в русском посольстве.
— A — a–a, вот оно в чем дело. Это многое объясняет. Скажите, что там ваш подопечный?
— Ведет себя спокойно. Просился на прогулку. Я дал ему четырех бойцов в сопровождение, и еще двенадцать следовали на расстоянии десятка саженей, оставаясь вне его видимости.
— О — о–о! Хвалю!
— Служу трудовому народу!
Болеслав Орлинский невольно усмехнулся оттого, насколько странно и несообразно прозвучали эти слова в устах Фен Бо. За сегодняшний вечер это, пожалуй, было единственным поводом для улыбки. Полученный спозаранку приказ из Москвы гласил недвусмысленно четко: «Передать задержанного сотрудника Красного Креста Нильса Кристенсена из ведомства Ленинградского управления НКВД в распоряжение Центрального аппарата ОГПУ. Доставить под стражей в следственный изолятор Лефортово. По исполнении доложить. Дзержинский».
Первоначально задуманная комбинация, простая и изящная, рассыпалась, словно карточный домик. Орлов представлял, откуда в Москву идет утечка информации. Будучи человеком без иллюзий, он лучше всех понимал, что никакое старое приятельство не заставит Феликса окончательно и бесповоротно довериться недавнему врагу.
Он бы и сам, окажись в такой ситуации, не замедлил приставить «наседку» к столь неоднозначному сотруднику. Но предположить, что вчерашний улов вызовет такой ажиотаж в Москве, Орлинский не мог.
Какой — то безвестный агент, явный недоучка… То, что агент безвестный, Владимир Григорьевич мог поклясться хоть на Библии, хоть на собрании сочинений товарища Ульянова.
В лучшие времена именно он — Владимир Григорьевич Орлов — был создателем замечательной обширнейшей картотеки, в которую аккуратно заносились все шпионы, секретные агенты и лица, как — либо связанные с тайной деятельностью, хоть раз попавшие на заметку контрразведке, полиции или жандармерии. Сейчас такой архив стоил тыщи и тыщи, и уж конечно, не в совдензнаках. Особенно если учесть, что там хранились свидетельства, подтверждавшие связь многих красных вождей как с царской охранкой, так и с секретными службами иных держав.
Нильс Кристенсен в его картотеке не значился. Конечно, время было такое, что ремесло бесстрашных рыцарей плаща и кинжала притягивало зачастую людей, весьма далеких отданной профессии, но этот… Либо он действительно профессионал высокого класса, что вряд ли, либо природа решила зло пошутить и создала двойника ни в чем не повинному датскому врачу. Опрошенный со всей тщательностью бывший штабс — капитан Зощенко заверял, что — знает господина Кристенсена по меньшей мере с начала пятнадцатого года. Правда, звали его тогда Сергей Владиславович Деладоннель.
Проведя несколько часов в архиве Главного штаба, Орлинский, как и предполагалось, обнаружил наградные бумаги на военного врача Сергея Владиславовича Деладоннеля за участие в Эрзерумской операции, а затем и за бои на германском фронте. Приколотая в деле фотография не оставляла сомнений — изображенный на ней офицер был удивительно похож на датчанина.
Орлинский уже собрался положить найденную папку в портфель и увезти с собой на встречу, когда вдруг увидел последнее из представлений к награде, датированное январем семнадцатого года. В нем черным по белому значилось: штабс — капитан медицинской службы Сергей Владиславович Кристенсен — Деладоннель.
— Вот оно, значит, как получается… — Орлинский сгреб в кулак свою мефистофельскую бородку, как делал всегда, чувствуя близость добычи. — Попался, голубчик. Теперь не отвертишься.
Китаец остановился перед запертой дверью, вытащил из кармана фигурный ключ и щелкнул замком.
— Дальше я пойду один, — кивнул ему Орлов. — А вы будьте здесь. Если позову, вбегайте немедленно.
— Есть! — вытянулся Фен Бо.
«Смышленый парень, — подумал, глядя на него, Орлинский. — Надо будет взять к себе — пригодится. Но говорить с арестованным все же лучше по — французски».
— Добрый вечер. — Председатель Уголовно — следственной комиссии вошел в комнату и поглядел на арестанта. Тот был спокоен, собран, будто и не страдал полтора дня от бездействия и неизвестности, а готовился вырезать кому — то аппендикс в полевом госпитале.
— Я должен сказать, что рад видеть вас?
— Не обязательно. Но всем будет лучше, если вы и вправду обрадуетесь моему приходу.
— Хорошо, я рад вашему приходу. Быть может, теперь расскажете, что означают ваши слова?
— Сергей Владиславович, незачем строить из себя героя. Вы не Овод из сочинения госпожи Войнич, я не поставлю вас перед взводом солдат и не разрешу скомандовать «Пли!».
— Надо же, какая жалость.
— То есть вы подтверждаете, что вас зовут Сергеем Владиславовичем, — меняя тон, точно кнутом с оттягом, жестко хлестнул следователь. — Можете не отвечать.
Он бросил на стол перед датчанином папку.
— Здесь в подробностях описаны ваши славные деяния на фронтах последней войны. Кстати, в документах семнадцатого года вы фигурируете с двойной фамилией, одна из частей которой — Кристенсен. Так что отпираться бессмысленно. Вы попались, Сергей Владиславович. Согласен, попались нелепо. Это, должно быть, чертовски обидно. Но коль вы уж взялись тащить крест шпиона, то учитесь проигрывать достойно. Тайная война, голубчик, имеет свои законы. В штыковые мы не ходим, однако же этот фронт бывает еще опаснее других.