— Я так понимаю, вы товарищ Муха — Михальский?

— Что с того? Ты — то кто?

— Подполковник Шестоперов, штаб дивизии Бэй — Булак — Балаховича. Вот мои документы. Я желаю перейти на вашу сторону.

— Ишь, какой резвый! Как на мушку попал, так сразу «желаю перейти»!

— Нет — нет, я же вам говорил, — начал почтарь, — этот человек помогал мне…

— Никшни, — цыкнул командир.

— Он говорят правду! — прямо глядя на краскома, заявил подполковник. — Я давно уже работаю на вас. Вот и сейчас примчался, чтобы спасти.

— Да ну? — недоверчиво хмыкнул Муха — Михальский.

— Ну да. Вам надо отходить.

— Это еще с чего бы?

— Вчера в штаб дивизии прибыл человек с вашей стороны — такой худой, очки в стальной оправе, усики щеточкой. И сказал, что нынче вы планируете удар по лагерю, что у красных есть точные сведения о направлении прорыва Бэй — Булак — Балаховича, что туда стягиваются войска, а вы, пока балаховцев не будет на месте, уничтожите их базу.

— Тощий, усы щеточкой и очки в стальной оправе? — мрачнея на глазах, переспросил Муха — Михальский.

— Так точно. Я видел его, как вас.

— Ядрена матрена! Экий фортель! А ты, голуба, часом, не врешь?

— Сами убедитесь, — пожал плечами подполковник Шестоперов. — Пошлите бойца попроворней забраться на дерево и поглядеть в сторону, откуда я прибыл.

Командир отряда кивнул десятнику, тот быстро спешился и белкой взлетел на росший поблизости вековой дуб.

— Ну как?

— Не врет. — Помощник Мухи — Михальекого спустился на землю. — Примерно за версту отсюда яр, через него в нашем направлении повзводно переправляются балаховцы.

— Там до полка, — пояснил Шестоперов. — Приказано вас взять живьем, остальных уничтожить.

— Ну спасибо, браток. — Муха — Михальский, кусая от досады губы, повернул коня. — Возвращаемся!

— Я с вами! — немедленно заявил подполковник. — Мне обратно нельзя. Вот, — он протянул командиру отряда распечатанные пакеты, — это инструкции французского Генерального штаба. Их эмиссар не хотел отдавать бумаги добром, пришлось его очень попросить. Так что обратной дороги у меня нет.

— Ладно, давай. Уходим! — скомандовал Муха — Михальский, и весь отряд без лишних слов повернул восвояси.

Спустя час вновь показался знакомый ручей, и всадники, уже нимало не скрываясь, развернулись в лаву, спеша скорее пересечь границу. Но в тот момент, когда уже казалось, что все благополучно закончено, когда лошади уже омыли копыта в ручье, вдоль русла кинжальным огнем ударили пулеметы.

— Уходим, уходим! — кричал Муха — Михальский, видя, как у кромки воды один за другим падают его всадники.

Красные выбрались на свой берег, но пулеметы продолжали стрелять вдогон.

— Не возьмешь! — Шестоперов выхватил наган, выстрелил туда, откуда строчил один из пулеметов. Раз, потом еще два раза.

Огонь прекратился. Затем вдруг скрытое в кустах пулеметное рыло огрызнулось короткой очередью. Посыпались срезанные с дерева ветки. Подполковник резко схватился за грудь, и Муха — Михайльский увидел, как три пули одна за другой пробивают офицерский китель, разрывая его в клочья, как разлетается брызгами кровь из ран, и Шестоперов, обвиснув в седле, мчит в лес на испуганной лошади.

— Храбрый парень был, — только и успел процедить Муха — Михайльский, глядя, как скрывается из виду их убитый спаситель. — Уходим! Уходим!

ГЛАВА 25

«Все происходящее — сплошной повод для несогласия с ним».

Кеннет О'Брайен

Конец мая 1924

Напольные часы в футляре из красного дерева пробили полдень. Дзержинский отвлекся от чтения оперативной сводки и поглядел на секретаря:

— Товарищи из Минска сообщают, что вчера поляки обстреляли нашу территорию.

— Феликс Эдмундович, на самом деле ситуация довольно щекотливая. Поляки открыли огонь по диверсионному отряду товарища Мухи — Михальского, который возвращался с их стороны.

— Вот как? Неприятная история. — Председатель ОГПУ сверлил взглядом помощника, ожидая дальнейших объяснений.

— Несколько дней назад, — начал тот, — из Минска докладывали, что на границе ожидается активизация балаховцев. Наши белорусские товарищи просили срочно помочь толковыми оперативными работниками и войсками для отражения возможного удара.

— Да, я помню.

— Также было решено направить в тыл врага диверсионный отряд Мухи — Михальского. Это опытный партизанский командир. Он уже неоднократно выполнял специальные задания на оккупированной поляками территории. Вот доклад самого Мухи — Михальского. — Секретарь вытащил из папки несколько скрепленных листов, исписанных размашистым почерком. — Командир отряда сообщает, что наш человек, работавший в штабе дивизии Бэй — Булак — Балаховича, успел предупредить о готовящейся засаде. Муха — Михальский пишет, что, по сведениям все того же разведчика, информацию о планах и расположении наших войск балаховцам доставил некто, по описанию весьма напоминающий представителя республиканского ГПУ в местном погранотряде.

— Отвратительное известие. — Дзержинский начал что — то дробно выстукивать костяшками пальцев. — Необходимо досконально проверить обвинение. Предательство в ГПУ — вдвойне предательство! Этот разведчик сможет опознать того, кто выдал наши планы балаховцам?

— Увы, нет. — Секретарь протянул Дзержинскому офицерскую книжку. — Он погиб при переходе границы. Но перед этим успел передать товарищу Мухе — Михальскому инструкции французского Генерального штаба балаховцам — их сейчас переводят.

— Пусть поторопятся, — на жестко очерченных скулах Дзержинского заиграли желваки. — Они могут стать серьезным козырем в наших переговорах с Францией.

Секретарь вытянулся в струнку.

— Шестоперов, — прочитал Дзержинский. — Подполковник.

Удостоверение было потрепанным, не раз промокшим, с темной, едва различимой фотографией.

— Да, жаль, что этот офицер погиб столь несвоевременно. Вы, кстати, проверяли его личность?

— Мало что можно сказать. Скорее всего — обычный службист. В архиве Ставки о нем почти не сохранилось бумаг. В шестнадцатом году награжден «Станиславом с мечами». Как удалось узнать, в последнее время состоял квартирмейстером штаба дивизии Бэй — Булак — Балаховича, несколько дней назад исчез.

— Жизнь порой бывает очень несправедлива. — Дзержинский встал из — за стола. — Ну что ж, хоть похоронить его следует как красного командира — с воинскими почестями.

— К сожалению, и это невозможно.

— Почему?

— Конь, испугавшись, понес. Его обнаружили только на следующий день в десяти верстах от места перехода. Тела не нашли. Там — в округе — много болот, конь был в тине…