Сообразив, что произошла нелепая ошибка, я обратился к Андрею Ивановичу, тот был старше глупого мальчишки, примерно одного со мною возраста и выглядел вменяемым: простой дядька в форме, но, похоже, не вредный и сообразительный.
– Ваш парнишка стал спрашивать, зачем я спустился в метро, право, глупый вопрос, вот я и пошутил: «На волыне играю».
Андрей Иванович потер затылок.
– Ты, Сашок, того, бдительный чересчур. Научись людей понимать. Он не волыну имел в виду, а волынку, такую штуку, мешок с дудками, противно очень воет, музыкальный инструмент.
– Верно, – обрадовался я понятливости дежурного, – именно так, национальная гордость шотландцев. Простите, а что означает слово «волына»? Оно мне незнакомо.
– Грубо говоря, огнестрельное оружие.
– Право, ужасно вышло. Мы с юношей не поняли друг друга, хорошо хоть вы разобрались. Я вел речь о волынке.
– Играть в метро нельзя.
– Простите?
– С вас штраф.
– За что?
– За игру на волынке, – спокойно сообщил Андрей Иванович, – постановление имеем, всех музыкантов вон.
Я потряс головой.
– Но это шутка.
– Какие шутки! Платите штраф! Я не думал над вами потешаться, – начал злиться дежурный.
– Я просто так ляпнул, нет у меня волынки. Сами посмотрите, только небольшая сумка.
– Чтой-то не пойму, – снова начал чесать в затылке Андрей Иванович, – то играете на волынке, то нет.
– Я по-шу-тил! Ха-ха!
– С кем?
– С парнишкой.
– Каким?
– Ну вот же он стоит.
– Это сотрудник милиции.
– Верно.
– С ним хаханьками заниматься не следует. Плати за волынку.
– Ее нет, – в полной безнадежности повторил я, – и не было, я не способен выдавить из мешка с дудками даже звука.
– Андрей Иванович, может, ему по шеям дать? – опять с надеждой предложил Сашок.
– Иди на пост, – велело начальство, – сам разберусь, больше москвичей не тяни да на одежду смотри, в дорогой не трогай, террорист в хорошем на дело не пойдет.
– Да? – изумился Сашок.
– Да! – рявкнул Андрей Иванович. – Сам рассуди, его ж на клочки разорвет, жаль новое пальто, рванину нацепит.
– Ясно, – кивнул Сашок и исчез.
– Прислали, на мое несчастье, – крякнул дежурный, – ни ума, ни соображения, тьфу.
Я остолбенело слушал милиционера. Интересно, ему не приходит в голову, что замысливший теракт человек может иметь московскую прописку и красивый костюм? Увы, встречаются люди, готовые ради звонкой монеты на все, и потом, если некая личность решила стать камикадзе, меньше всего ее волнует цена тряпок. Да хоть та же Алина, схватила доллары и мигом растрепала чужую тайну.
– Значитца, волынки нет? – протянул милиционер.
Я развел руками.
– Именно так.
– Пошутили?
– Верно.
– Следуйте в заданном направлении.
– Спасибо, – улыбнулся я и пошел к двери.
– Гражданин, – окликнул Андрей Иванович, – вы того, больше не веселитесь зря. Хорошо, вам я встретился, человек грамотный, с понятием и образованием, а если такой дундырь, как Сашок? Не отмоетесь потом, станете доказывать, что не верблюд, посинеете. Милиция имеет право спросить, а вам надлежит четко ответить – и свободен. Ладненько?
– Очень благодарен вам за совет.
– Отчего ж хорошего человека не поучить? – неожиданно улыбнулся Андрей Иванович и, не дожидаясь моего ухода, вновь уткнулся в кроссворд.
Дверь в квартиру Игоря оказалась распахнута, я заглянул в прихожую и деликатно позвал:
– Господин Рогатый, вы дома? Игорь, отзовитесь! Полина, выйдите!
Но никто не спешил на зов, апартаменты казались пустыми. Мне стало не по себе. Наверное, следовало пойти по узкому увешанному дешевыми картинками в пластмассовых рамах коридору, заглянуть в комнаты, но меня сковал столбняк. Ну с какой стати дверь открыта? Москвичи давным-давно потеряли наивность и теперь тщательно запирают стальные двери, в столице полным-полно криминальных элементов. Что, если… По спине пробежал озноб.
– Вы чего тут делаете? – послышался за спиной возмущенный возглас.
Я обернулся, по лестнице спускалась хорошенькая брюнеточка, стройная, кудрявая, большеглазая, – не девочка, а картинка. В руках она несла стакан, наполненный чем-то белым, то ли мукой, то ли солью.
– Зачем в мою квартиру лезете? – визгливо продолжала она. – Хотели вещи спереть?
– Ни в коем случае, – радостно ответил я. – Вы Полина?
Слава богу, Астахова жива и здорова, она просто глупышка, которая отправилась одолжить у соседки необходимые продукты и не озаботилась запереть дверь.
– Ну да, – уже не так сердито ответила брюнетка.
– Разрешите представиться, Иван Павлович Подушкин, – заулыбался я.
– И чего? Я с вами незнакома.
– Мне нужен Игорь.
Полина моргнула и задала совсем уж неожиданный вопрос:
– Который?
– Их у вас несколько? – изумился я.
– Слушайте, – начала было злиться Полина, но тут из глубины квартиры послышался сердитый детский плач, громкий, требовательный, недовольный.
– Подержите-ка, – велела Полина и, сунув мне в руки стакан, рысью полетела на зов.
Я посмотрел на емкость и понял, что она заполнена сахарным песком. Стоять у распахнутой двери показалось мне глупым, и я, забыв о правилах хорошего тона, без приглашения вошел в коридор. В противоположном конце его появилась Полина с рыдающим ребенком на руках.
– На кухню идите, – крикнула она, – сейчас Настю умою.
Через десять минут Полина присоединилась ко мне.
– Так вы от Игоря? – бойко спросила она. – Отчего он сам деньги не принес? Некрасиво, кстати, получается! Я ведь могу и пожаловаться, что он их задерживает!
Я молча внимал молодой женщине. Значит, пока Полина успокаивала ребенка, она забыла, что незваный гость спрашивал об Игоре, и отчего-то решила, будто я прибыл от Рогатого.