Book.

Никто не пришел. Это всего лишь ветер. Ветер выбил окно, и ничего больше, ничего не случилось.

Андерс закрыл дверь кухни, и ветер утих. Он сел за кухонный стол и обхватил голову руками.

Андерс закрыл ладонями глаза и уши. Перед глазами замелькали темно — красные пятна. Внезапно он оторвал руки от лица. Нет. Буквы остались на месте. Ветер не смог с ним справиться.

Он снова прижал ладони к ушам и сильно зажмурился. Перед глазами все стало темно — красным, но он не открывал глаз. Буквы превратились в желтые, исчезли и вновь проявились перед его мысленным взором.

Андерс поднялся и огляделся, затем, будто вспомнив что — то важное, он быстро бросился к кухонной двери, распахнул ее и побежал в гостиную, не заботясь о том, что ветер сорвал с него одеяло, которое он накинул на себя как мантию. Он прошел в спальню и закрыл за собой дверь, встал на колени у постели Майи и стал копаться под ней, пока не нашел то, что искал. Пластиковые папки с ее рисунками. Дрожащими руками он снял резинки и разложил рисунки на кровати.

Там не было никакого текста, а лишь подписи: «маме», «папе».

Но был один…

Он переворачивал рисунки с изображенными на них деревьями, домами и цветами, чтобы рассмотреть обратную сторону. Наконец он нашел его: четыре розы и кто — то вроде лошади или собаки. Рисунок был подписан рукой Майи. Он предназначался ко дню рождения Анны — Греты, но почему — то так и не был подарен. Там было написано:

Андерс прижал руку ко рту, стараясь сдержать подступившие слезы: палочки на букве Е были повернуты в другую сторону.

Андерс уже знал, кто оставил надпись на кухонном столе, но боялся даже думать об этом. Но тут он убедился, что был прав. Тот же почерк, тот же наклон букв. Это Майя, это она так писала.

Неси меня.

Было уже пятнадцать минут четвертого, и Андерс знал, что заснуть он не сможет. Буря утихла, и теперь можно было бы навести порядок в гостиной или, по крайней мере, закрыть окно.

Но он не мог. Он чувствовал себя страшно усталым, и в то же время спать ему не хотелось. Мозг напряженно работал. Единственное, что Андерс мог делать, — это сидеть на кухне и смотреть на буквы, которые выцарапала на столе его дочь.

Неси меня.

Откуда нести ее? Куда? Где она? Что ему делать? Что она хочет? Чего она просит?

Майя? Майя, милая моя, если ты меня слышишь… скажи мне что — то еще, объясни мне. Я не понимаю, что делать, я совсем ничего не понимаю. Объясни! Прошу тебя…

Никакого ответа не последовало. Что все это значило? Она призрак? Или она приходила сюда? Сама Майя, живая, такая, какой была?

Но почему она тогда снова ушла?

Андерс встал и прошелся по кухне. Его взгляд упал на пустую бутылку из — под вина. Он не мог ничего сделать. Оставалось только попытаться претворить свой план в действие.

Из кладовой он принес шесть литров испанского вина и разбавил их водой на треть. Затем нашел два небольших пакета виноградного сока и разбавил вино еще и ими.

Его план был очень простым: он собирался вывести себя из состояния постоянного запоя. Теперь он будет пить столько же, сколько пил и прежде, но воздействие алкоголя будет ослаблено, и организм постепенно отвыкнет от выпивки.

Может быть, так он сможет перестать пить?

Неси меня…

Он закрыл глаза и попытался представить ее. Вот Майя приходит на кухню, берет ручку, пишет свое послание, а потом разбрасывает бусины и уходит. На ней по — прежнему красный комбинезон, он весь мокрый, с него капает вода… Ее глазницы пусты. Рыбы постарались, само собой.

Стоп!

Он открыл глаза, покачал головой и сделал глоток. Ее маленькое тельце, круглое лицо, грязный комбинезон… вот что он будет себе представлять.

Он осмотрел пол — нет ли следов. Нет, следов нет.

Это я сам написал письмо. И сам раскидал бусины.

Ведь так могло быть? Наверное, он просто сходит с ума. Но почему он ничего не помнит? У него потеря памяти?

Нет.

Он не помнил, как положил там бусины.

Наверное, этому есть другое объяснение. Этому должно быть какое — то другое объяснение!

Неси меня.

Андерс стукнул кулаком по столу:

— Покажись! Скажи что — нибудь! Прошу тебя, Майя, умоляю тебя!

Шутка это или все произошло на самом деле? Он никак не мог понять, он не знал, во что верить. Неужели Майя тут, в этом мире, и пытается связаться с ним?

Он положил руки на стол и несколько раз глубоко вздохнул. Потом кивнул.

Да. Это действительно так. Я знаю. Я верю!

Задумчиво кивая головой, Андерс выпил еще глоток вина и закурил сигарету. Теперь он чувствовал себя лучше. Буря за окном утихла.

Я думаю, ты есть.

И тут он почувствовал такую щемящую радость, что едва не заплакал.

Ты есть!

Андерс бросил сигарету в раковину, встал и закружился в неуклюжем танце, пока чуть не упал. Он закашлялся и сел. Но радость никуда не исчезла, она требовала какого — то выхода!

Не долго думая, он вытащил телефон и набрал номер Сесилии. Он вспомнил, что она, скорее всего, так и живет в квартире своих родителей в Упсале — после того как старики перебрались на виллу. У нее по — прежнему тот же самый номер, который он набирал, когда они еще были подростками и могли часами болтать друг с другом по телефону, скучая в ожидании встречи.

Прозвучали уже три гудка. Андерс прижал телефон к уху, посмотрел на часы и поморщился. Чуть больше четырех. О черт. Самое время звонить. Он глотнул из бутылки.

— Алло!

Это была Сесилия, ее голос звучал сонно, как того и следовало ожидать. Андерс быстро проглотил вино и с трудом выговорил:

— Привет. Это я. Андерс.

Сесилия помолчала несколько секунд.

— Я же просила не звонить мне в пьяном виде.

— Я не пьяный.

— Да что ты? А какой же ты тогда?

Андерс на секунду задумался. Ответ был прост.

— Я счастливый. И я хотел рассказать тебе, почему я счастливый.

Сесилия глубоко вздохнула. После того как они разошлись, он иногда звонил ей… но что он ей говорил? Обычно он звонил ей, основательно набравшись. Но вот счастливым он ей еще никогда не звонил.