Часы тикают. Время идет.
Пора.
Слюна попала на сухую кожу. Насекомое задвигалось, впитывая влагу. Симон поднял голову. Анна — Грета смотрела на него.
— Пойдем? — спросила она, показывая пальцем на его подбородок.
Симон вытер слюну и положил коробок в карман. Когда они вышли, Анна — Грета взяла его за руку и сказала:
— Это не опасно?
— Нет, — ответил Симон.
Посмотрев на море, они увидели, кто паром уже приближается. Они побежали вниз. На причале Анна — Грета остановилась и пригладила волосы на голове.
— Ну как я? Еще гожусь? — застенчиво спросила она.
— Вполне.
Они уже собирались подняться на борт, а Рогер приготовился принимать швартовый конец, когда на причал въехал Йохан Лундберг на своем мопеде.
— Успел, — сказал он. — Отлично.
Но при этом он не скрывал своей досады. Похоже, настроение у него было довольно мрачное.
Он даже не посмотрел на Симона и обратился сразу к Анне — Грете:
— Ты должна вернуться. Карл — Эрик очень плох. Там такое происходит — какой — то ужас. Поговори с ним. Ты с ним справишься.
— Что с ним случилось? — спросила Анна — Грета.
— Думаю… что он сошел с ума.
Рогер крикнул:
— Вы идете? Я отправляюсь сейчас.
Анна — Грета повернулась к Йохану:
— У нас другие дела, к сожалению. Нам надо в город, мы вернемся в шесть.
Прежде чем Йохан успел опомниться, Симон и Анна — Грета уже были на борту.
Анна — Грета и Симон стояли, прислонившись к перилам. Паром бодро бежал к материку. Море расстилалось вокруг спокойное и красивое.
— Что это там? — спросил Симон.
Анна — Грета обернулась.
— Я не знаю, — сказала она. — Ты когда — нибудь видел так много чаек? Я никогда не видела.
Паром шел по волнам, окруженный со всех сторон белыми чайками. Их действительно было необычайно много.
Свадебные гости, подумал Симон.
Он крепко обнял Анну — Грету.
Драка
На этот раз не было никаких сомнений: это поджог. Пока тушили пожар, все время чувствовали запах бензина, а потом нашли и канистру. Домик кто — то поджег. Вполне естественно было предположить: это сделал тот же самый злодей, что поджег дом Гренваллей.
Опасность нового возгорания сохранялась всю ночь. Осень стояла сухая, вокруг домика был ельник, в котором вполне могли тлеть искры. До прибытия пожарных жители острова на всякий случай повалили несколько деревьев.
Ими руководили серьезные опасения: если бы пламя продолжало распространяться, то совсем скоро пожар дошел бы до деревни и не остановился бы, пока не достиг моря.
Три человека валили пилами ели и сосны, которые уже начали тлеть. Это были Карл — Эрик, Ларе, которого все звали Лассе, и Мате.
Работа была достаточно трудной и требовала определенной сноровки. На улице было еще темно, работы освещал только огонь пожарища, и надо было очень внимательно следить, куда падает дерево, чтобы оно не повредило жилые постройки.
И вот этим трудным и по — настоящему героическим делом занимались Карл — Эрик, Ларе и Мате.
Втроем.
И неудивительно, что их тут же окрестили «тремя мушкетерами».
На следующее утро едва они явились на пепелище, как кто — то тут же сказал:
— Ну вот, наши три мушкетера явились.
Только Мате усмехнулся в ответ. Лассе что — то мрачно буркнул, а Карл — Эрик выглядел взъерошенным и сердитым. То, что вчера они работали одной командой, сегодня уже забылось. И дальше произошли события, такие же непонятные, как и происшествие с Густавсоном и его лебедем.
Когда — то на Думаре, в Южной бухте, жил Густавсон. И у него был любимый лебедь. Он кормил его с рук и всем рассказывал, какой этот лебедь умный и какой он чудесный друг. Все знали про лебедя.
Но в один прекрасный день Густавсон взял ружье, спустился к заливу и застрелил своего лебедя. Потом он долгое время был безутешен и говорил, что не хотел его убивать. Но он как будто получил приказ свыше и ничего не мог с собой поделать.
Что — то подобное произошло и с Карлом — Эриком. Только у него все вышло как — то сложнее.
Еще с утра Мате заметил, что с Карлом — Эриком и Лассе что — то не так. Они старались оказаться подальше друг от друга, работали молча. Во время перерыва они нарочно расселись подальше, пили воду и ели бутерброды — и все это в полном молчании.
После перерыва все трое продолжили трудиться. Мате пилил толстые ветки бензопилой. Лассе и Карл — Эрик тоже принялись за работу.
Семье Бергвалль принадлежал один из самых красивых домов на острове. Он находился довольно далеко от моря, ближе к лесу, но от него открывался красивый вид на пляж. Матери Лассе принадлежали два коттеджа, которые она сдавала на лето.
Неподалеку от ее участка стояли большие красивые березы. Карл — Эрик направился к ним и стал рубить деревья под корень.
Когда Мате увидел, что делает Карл — Эрик, он немедленно бросился за ним. Добежав до места, он оторопело остановился. Карл — Эрик был опытный лесоруб, и сейчас он норовил свалить дерево так, чтобы оно упало на крышу одного из коттеджей. Как раз того, что должен был по наследству перейти к Лассе.
— Карл — Эрик! — отчаянно закричал Мате, подбегая ближе. — Что ты, черт возьми, делаешь?
Но уши Карла — Эрика закрывали наушники, и он ничего не слышал. Он еще немного подрубил дерево, а потом отошел чуть подальше, как бы любуясь на дело рук своих. Он выглядел абсолютно счастливым. Еще немного — и дерево вот — вот упадет.
Мате бросился к Карлу — Эрику, схватил его за плечо и потряс. Карл — Эрик поднял глаза, и Мате отступил на полшага. Карл — Эрик смотрел прямо на него, и его глаза не были злыми. Они были пустыми и ледяными, как море в ноябре. Мате почувствовал страх, но все же снова закричал:
— Ты с ума сошел! Карл — Эрик, что ты делаешь? Перестань! Успокойся!
Карл — Эрик сделал шаг вперед, держа в руке топор. Мат — су пришлось отступить. Он прижал к лицу потные руки и подумал: да он просто сошел с ума. Как мне остановить его? Что мне делать?
Мате не успел толком ничего сообразить, как на его крик прибежал Лассе. Мате повернулся к нему и увидел с ужасом, что и глаза Ларса пусты. Он смотрел вокруг холодным, ничего не выражающим взглядом.
Карл — Эрик что — то крикнул и бросился к Ларсу. Мате отступил и изо всех сил закричал:
— Кто — нибудь! Помогите! Они убьют друг друга!
Карл — Эрик сделал выпад, Ларе отскочил, но оступился и упал. Карл — Эрик двинулся на него. Он не выглядел разъяренным, он двигался совершенно равнодушно.