— Он сломал себе ногу, и очень неудачно. И теперь не сможет завершить свой маршрут. Ты бы не согласился подменить его в Южном Болле? До тех пор, пока он не сможет снова путешествовать?
Робинтон охотно согласился и быстро собрал вещи. К вечеру он уже был готов выехать. Задержался он ровно настолько, чтобы сообщить матери, куда он отправляется и почему. Мерелан ободрила сына, провела до дверей и ласково погладила по щеке.
— Знаешь, Роб, — твоя соната имела просто потрясающий успех… — мягко сказала она.
Робинтон кивнул, поцеловал матери руку и уехал.
* * *
Каренхок не успел объехать группу прибрежных холдов на восточном побережье Южного Болла. Когда Робинтон добрался до тех краев, там было жарко и влажно. Владелец морского холда встретил его с радостью.
— Знаете, подмастерье, мы очень беспокоимся о вашем товарище. Каренхока все очень любят, и за ним хорошо ухаживают.
— Вы очень добры, холдер Матсен. Мастер Дженелл просил меня передать, что он чрезвычайно вам признателен за заботу о Каренхоке.
— У нас хорошая целительница — местная уроженка, но училась она в цехе, все честь по чести. Она тоже присматривает за Каренхоком, но у нее много дел.
Холдер был человеком приземистым и коренастым, но тонконогим, и непонятно было, как его ноги выдерживают вес тела. Однако же, когда Матсен повел Робинтона к хижине, стоящей чуть в стороне от небольшой гавани, выяснилось, что движется он проворно. У входа в хижину стояло длинное кресло, сооруженное из обычного мягкого кресла и прикрепленного к нему табурета. Деревянная решетка, заплетенная виноградом, защищала кресло от утреннего солнца.
— Эй, Каренхок! Принимай гостя! — крикнул Матсен, когда они подошли.
На порог ступила какая-то женщина, поддергивая широкую длинную юбку. Бесхитростно улыбаясь, она поздоровалась с холдером и арфистом.
— А, так вот ты где, Лаэла, — слегка напряженным тоном произнес Матсен.
Лаэла с улыбкой повернулась к Робинтону, и глаза ее слегка расширились. Улыбка женщины сделалась теплее, а в поведении появилась едва уловимая обольстительность.
— Это — Робинтон, подмастерье цеха арфистов, — холодно произнес Матсен. — Лаэла помогает целительнице Саретте ухаживать за лежачими больными.
— Я просто выполняю свою работу, — сладким голосом пропела женщина, и Робинтон невольно усмехнулся.
Он не мог отрицать, что Лаэла очень чувственна — и что это его привлекает. Впервые за девять месяцев, прошедших после смерти Касии, Робинтон испытал нечто подобное. Он и сам не знал, хорошо это или плохо, но когда Лаэла проскользнула мимо него, он отчетливо ощутил читающееся в ее глазах и голосе приглашение.
— Каренхок сейчас в прекрасном настроении, — сказала она и, рассмеявшись, зашагала по тропинке.
Робинтон проводил ее взглядом.
— К Каренхоку сюда, — напомнил ему Матсен.
— Извините.
Матсен кашлянул и первым вошел в хижину.
Каренхок сидел у стола, вытянув сломанную ногу. У соседнего кресла стояла пара деревянных костылей — так, чтобы удобно было их брать. Робинтон узнал подмастерья: он вместе с Шонегаром занимался борьбой. Завидев Робинтона, Каренхок дружески помахал ему.
— Привет, Робинтон. Я тебя помню, — сказал он. — Хорошо, что Дженелл так быстро прислал мне помощника. Давай, присаживайся. Матсен, не подадите мне мех с вином?
Матсен подал. Робинтон с любопытством взглянул на этикетку и обнаружил, что это тиллекское красное — неплохое, в принципе, но терпкое. Ну, как бы то ни было, это вино, а значит, его можно пить.
К вечеру Робинтон уже во всех подробностях знал о несчастном случае, выпавшем Каренхоку. Его искренне восхитило мужество этого человека, сумевшего с переломанной в трех местах ногой доползти до тропы, на которой его и нашли. А дело было так: Каренхок верхом возвращался к себе в хижину, когда скакун — «второй такой тупой скотины свет не видывал!» — испугался тоннельной змейки и сбросил седока в глубокий овраг. Ударившись в панику, скакун куда-то забежал и домой вернулся нескоро, так что поисковый отряд разыскал Каренхока лишь глубокой ночью. Когда Робинтон что-то сказал насчет силы духа, Каренхок лишь пожал плечами.
— Ну, раз эта ошибка природы сбросила меня в овраг, нужно же мне было как-то выбраться?
Эта фраза чем-то зацепила Робинтона. «Сами забрались, сами выберемся». И снова в голове у него закружился прежний мотив.
Мелодия эта окончательно оформилась лишь много позже, но все же она вернулась, и Робинтон обрадовался тому, что снова способен думать о музыке.
Некогда он провел некоторое время у родственников матери, на восточном побережье, но эта часть Южного Болла была совсем иной. Берег здесь понижался постепенно и переходил в прекрасные пляжи, а пирсы выдавались далеко в море — у берега было слишком мелко, чтобы рыбацкие корабли могли подойти к причалу. Робинтон даже заставил себя выйти в море на шлюпе Матсена — он, правда, был раз в пять больше того, на котором плыли они с Касией. Но все-таки это было еще одним шагом на пути из пучины горя.
Осторожно расспросив Каренхока, Робинтон выяснил, что Лаэла — сама себе хозяйка и дарит свою благосклонность тому, кому пожелает. Каренхок был искренне признателен ей за великодушное отношение. И Робинтон тоже, хотя и вздрогнул, когда Лаэла дерзко заявила, что намерена изгнать печаль из его глаз. И ее раздражало то, что она так и не преуспела в своем начинании. А за ту зиму, что Робинтон провел в морском холде, Лаэла неоднократно возобновляла свои попытки.
Вскоре после окончания Оборота в небе над морским холдом появился дракон. Дети, с которыми Робинтон как раз занимался, возбужденно загалдели: драконы нечасто забирались так далеко на юг. Робинтон взглянул в небо, ладонью заслонив глаза от яркого солнечного света, и нерешительно позвал: «Сайманит'! Это ты?»
«Да, я».
В голосе дракона прозвучало такое веселье — совсем как у Ф'лона, — что Робинтон невольно улыбнулся.
«А что случилось? Что завело тебя так далеко от Бендена?» — поинтересовался Робинтон.
«Ты. Мы были в цехе. Нам сказали, что ты тут».
Бронзовый великан едва коснулся песка, а Ф'лон уже соскользнул с его шеи.
— Робинтон, я стал отцом! Я стал отцом! — закричал Ф'лон, размахивая руками, и гулко хлопнул арфиста по спине. С плеча у него свисал мех с вином. — Сын! Ларна подарила мне сына!
— Ларна? Так ты все-таки ее завоевал!
Сердце Робинтона болезненно сжалось. Когда он впервые узнал, что Ф'лон неравнодушен к повзрослевшей Ларне — той самой, что некогда была сущим наказанием для мальчишки Фаллонера, — Касия была еще жива…
— Распускай учеников, Роб! — велел Ф'лон. — Дети, расходитесь. Заниматься будете завтра.
Робинтон не сумел сдержаться и расхохотался при виде подобного своеволия. А тут еще на вопли ликования сбежались рыбаки, которые сидели на берегу и чинили сети. Робинтон поспешно представил Ф'лона Матсену и остальным, а потом повел друга к хижине, он делил ее с Каренхоком.