— Найдем, — более уверенно сказал Ерофеев. — Всю Америку и Россию перевернем, но нужного человека для вас найдём.
Анчелли поднялся, чтобы попрощаться. Все поднялись следом. Мафиози и бандит обменялись рукопожатием, скрепившим их договор.
Когда гости ушли, Коготь взглянул на Ерофеева:
— Почему они просят помощи? Неужели сами не могут найти русского?
— Видимо, не могут, — резонно ответил Семен. — Или не хотят. Тебе какая разница, зачем они пришли. Главное, чтобы ты им человека дал. А если получится, то этот Анчелли нам всегда пригодится. Серьезный тип. Говорят даже, что он собирается потеснить кого-то из большой «пятерки».
— Это не наше дело, — лениво ответил Коготь. — Пусть макаронники сами выясняют свои отношения. Нас интересует этот Анчелли. Зачем мы ему нужны? Постарайся осторожно разузнать обо всем. Но только осторожно, Сема, не зарывайся. А заодно подумай, как нам выполнить поручение мистера Анчелли.
— А мне и думать не нужно, — вдруг ответил Ерофеев. — Помнишь, я тебе рассказывал, как документы готовили для одного чучмека. Кажется, из Средней Азии. Его документами воспользовался Левша. Слышал про такого?
— Какой Левша? — спросил Коготь. — Он же давно умер? Однорукий? Ты про него говоришь?
— Вот именно. Живой он, Коготь, очень даже живой. И миллионером стал. Живет теперь на севере и думает, что про него все забыли. Вот какой кандидат нужен сеньору Анчелли.
Сидевший в это время в салоне своего «Кадиллака» Джулио спросил, обращаясь к своему помощнику:
— Ты думаешь, им можно доверять, Чезаре?
— Это серьезные люди, — ответил Кантелли, — и могут найти нам подходящую кандидатуру. А когда механизм будет запущен, с ними может произойти какая-нибудь неприятность. Этот русский бандит умудрился даже не выучить нормально английский язык. Я не думаю, что ФБР или наша полиция будут серьезно проверять мотивы убийства такого человека. У них ведь столько разных поводов для отстрела друг друга! Спишут на русскую мафию.
Мы ведь никогда не вмешиваемся в их дела. Как и они в наши.
— Мне всегда нравилось направление твоего мышления, Чезаре, — улыбнулся Анчелли. — Надеюсь, что ты не ошибаешься и на этот раз.
Я все время смотрю на Костю и пытаюсь представить себе, что он чувствует. Первый раз в жизни в Америке. После его Таджикистана, где он служил, и Зеленовки, куда его возила мать, такое место покажется особенно шикарным. Хотя я думаю, что все места, в общем, одинаковые. Дороги, дома, луга, поля, леса, люди. Везде все одинаковое. Другое дело, как ты относишься к конкретному пейзажу. Наверное, какой-нибудь монгол любит свою степь и находит ее поэтичной и волнующей, а житель горного Памира, наоборот, считает, что самое красивое — это его горы. Возможно, эскимосы полагают, что лучше их бескрайней тундры ничего нет. И самое интересное, что все правы. Человек привыкает к тому месту, где живет, и его маленькая родина кажется ему самым красивым и лучшим местом на планете. Вот почему родившиеся в третьем-четвертом поколении на этой земле дети американских поселенцев полагают, что Америка — лучшая страна на свете. И ничто не может быть лучше родины уродливых урбанистических идолов, механизированный еды, отношений, выстроенных на юридических нормах и полном невежестве. Хотя я могу ошибаться — среди американцев встречаются разные люди.
Костя не смотрит по сторонам и довольно равнодушно наблюдает, как мы мчимся в первоклассном автомобиле по превосходной дороге. Неужели ему не интересно? Или подобная маска равнодушия — всего лишь защитная реакция на резкую смену впечатлений? Я по-прежнему наблюдаю за ним и одновременно внимательно слежу за нашими преследователями. Ну почему они не могут оставить меня в покое хотя бы на сегодня? Почему им нужно было испортить такой день? Впрочем, они как раз поступают логично. У них есть конкретная цель — постоянно быть рядом со мной, не допускать посторонних контактов.
И для достижения своей цели они готовы пойти на все. Но мне кажется, что они немного переигрывают. Если бы им был нужен только профессионал, они бы давно решили эту проблему. В Америке этого добра хватает. Как, наверное, хватает его и в других странах, где может объявиться богатый заказчик, способный оплатить убийство своего обидчика. В этом нет никаких проблем. Нужны деньги, иногда даже не очень большие. И нужен профессионал. Не обязательно даже такого класса как я. Достаточно найти человека, умеющего стрелять. А так как Америка — стреляющая страна, здесь не должно быть сложностей. И тем не менее у них есть проблемы, которые они пытаются решить именно за мой счет. Это я уже понял.
— Далеко от аэропорта до вашего дома? — интересуется Костя.
— А ты думал, я живу рядом?
Мы с Сашей хохочем: сказывается неподготовленность Кости к американским условиям.
— Я живу совсем в другом штате, — объясняю я ему. — От аэропорта четыреста с лишним километров. Мы приедем в наш городок только вечером.
— В вашем штате нет аэропорта? — не понимает Костя.
— Международного нет. А вообще здесь в каждом городе есть аэропорты, — поясняю я, — у многих собственные самолеты, на которых они летают по своим делам. Мы с Сашей решили, что будет лучше, если мы приедем за тобой на машине. Заодно посмотришь наши места. Мы поедем по очень красивой дороге. Поэтому я и не прилетел за тобой на самолете.
Он изумленно смотрит на меня. Потом долго молчит и наконец спрашивает:
— У тебя есть персональный самолет? Ты что, Рокфеллер?
— Нет, конечно. У меня небольшой пятиместный самолет. Но на нем можно долететь из нашего городка до Бостона. Однако получить разрешение на приземление в нашем международном аэропорту почти невозможно. Пришлось бы приземляться где-нибудь в другом месте, а потом добираться сюда на машине.
— Ничего себе, — уважительно говорит он, — значит, у тебя есть собственный самолет. Рассказать ребятам в Питере, не поверят, решат, что я их разыгрываю. Такого не бывает.
— Почему не бывает? Здесь у всех свои самолеты. Ничего в этом странного нет. И стоит такой «кукурузник» не очень дорого. Зато его обслуживание и стоянка в аэропорту влетают в копеечку.
Я, конечно, не собираюсь ему говорить, что не полетел на самолете специально. И совсем не из-за Бостона. Просто мой самолет действительно стоит на небольшом аэродроме соседнего городка, и я сознательно решил им не пользоваться. Когда самолет целых три месяца находится вне пределов твоего контроля, с ним может случиться все что угодно. Меня ведь предупреждали, чтобы я был готов к любым неожиданностям. Мне совсем не хочется сажать в один лайнер обоих детей и устраивать нечто похожее на «русскую рулетку». Кроме того, мне еще нужно заехать в Огасту, причем сделать это так, чтобы за мной не следили.