— Ива, дитя мое, разумеется, это прелестное существо и ее друг устали и голодны. Ты должна отвести их в мой дом, где они смогут поесть и отдохнуть. — Черноволосый повернулся к Банни, одарив ее улыбкой, которая словно бы приглашала восхищаться им, и протянул руку — не для рукопожатия, а скорее чтобы благословить девушку. — Я Саток, шаначи. Добро пожаловать в мое поселение.
— Slainte, Саток, — ответила Банни. — И благодарю за приглашение. Я здесь для того, чтобы передать привет семье Коннелли от нашей целительницы, Клодах Сенунгатук; она слышала о вас и, мне кажется, будет рада узнать о том, что я встречалась с вами.
Ива Коннелли заговорила с шаначи, и Банни невольно подумала о том, что ее голос звучит слишком опасливо. Странно — ведь она обращалась к хранителю памяти, главному певцу и рассказчику этого поселения...
— Баника — важный человек в Килкуле, шаначи. Кроме нее есть только один человек, которому позволено водить снегоходы Компании. По линии матери она происходит от ученых Шонгили; ее дядя — сам Шон, а росла она в доме Клодах, целительницы Килкула.
В обычной ситуации Банни смутила бы эта речь, однако сейчас у нее возникло странное ощущение, что Ива дает ей такие рекомендации для того, чтобы подчеркнуть: Банни — важная персона, достойная уважения, и находится под защитой тех, кто наделен властью. Однако же Саток воспринял это скорее как перечисление достоинств девушки: он смотрел на нее как мужчина, собирающийся приударить за женщиной, но более смело и явно будучи уверен в победе.
— Воистину прекрасные рекомендации, — взяв ее руку в свои, проговорил он. — Я польщен тем, что вы решили посетить мое поселение.
— Мы.., мы принесли Коннелли песню от их друзей в Килкуле, — резковато сказал Диего. — Идем, Банни. Думаю, мы посетим шаначи позже, если у нас найдется на это время. У нас достаточно жесткое расписание. Нас вскоре будут ждать в другом месте.
На этот раз Банни, смущенная горящим взглядом шаначи, устремленным на нее, вовсе не возражала против подобного вмешательства Диего. Ива Коннелли взглянула на них с явным облегчением, потом виновато посмотрела на шаначи и повела обоих гостей, а также все свое семейство в дом, который был немного больше, чем дом Клодах.
Под этой крышей жили все — Ива, ее муж Миук, их взрослые дети и внуки, включая светловолосого мальчугана. В доме царил мускусный запах — запах жилого дома и тесноты. Помимо шести кроватей и стола, здесь практически не было мебели; судя по всему, и еды тут было не слишком много.
— Мы привезли с собой еду, — сказала Банни Иве. — А еще немного рассады от Клодах. Они с Шоном полагают, что в этом году лето будет необыкновенно долгим.
Ива ответила не сразу.
— Найамб, — окликнула она одну из своих внучек, — поставь котелок на огонь.
Она села на одну из кроватей и жестом предложила Диего и Банни сесть на другую. Остальные члены семьи Коннелли тесно обступили их; младших даже оторвали от вьючных тюков, что немало заинтриговало их.
— Со стороны Клодах это было очень любезно, но я не уверен, что в этом году мы будем много сажать и сеять, — сказал Миук. — Мы будем слишком заняты — ведь нам придется помогать Интергалу с новыми шахтами...
Банни постаралась ничем не выдать своего удивления. Информация, принесенная кошками, оказалась абсолютно верной. Мармеладная мошенница, приведшая их к пещере, была, без сомнения, весьма полезным информатором.
Но тут девушку удивил Диего. Обычно при обсуждениях он предпочитал молчать, однако сейчас нарушил это правило; подавшись вперед, он пристально и проницательно посмотрел на Иву:
— А что говорит ваш шаначи о возможном открытии новых шахт?
— Конечно, он полагает, что время для этого уже настало! Он говорит, что планета оскорблена тем, что мы отказываемся принимать ее дары. Потому планета и не говорит с нами больше — за исключением Сатока.
— Что?! — вскрикнула Банни.
— Все именно так, как она сказала. Разве вы не слышали? — заговорил Миук. — Теперь мы общаемся с планетой только через Сатока: он говорит ей о том, что нужно нам, а нам — о том, что нужно ей.
— Но почему? Разве на него планета не злится? — спросил Диего, изо всех сил подавляя желание презрительно усмехнуться.
— Вы не понимаете, — снова вступила в разговор Ива. — У вас есть Клодах, которая направляет вас и хранит память Килкула. Мак-Коначи был стар, у него давно уже не все было в порядке с головой, а больше у нас никого не было, и мы.., мы потеряли контакт. Мы многое понимали неверно, мы поступали неверно, оскорбляя планету. Пока не появился Саток, нам становилось все тяжелее и тяжелее. Звери не шли в места смерти, река не разливалась целых три года.., мы не могли растить сады. Только когда появился Саток, мы узнали, в чем наша проблема. Мы разгневали планету тем, что не помогли Компании, когда той нужна была помощь в ее исследованиях.
— В каких исследованиях? — спросила Банни; она не знала о том, что Компания искала содействия в селениях, расположенных дальше от космобазы, чем Килкул.
— Они проводились в прошлом году. Какие-то ребята пришли к нам искать проводников. Они прилетели в “шаттле”. Не думаю, что они появлялись на космобазе. Они сказали, что у нас есть какие-то особые минералы, которые они ищут.
— Были и другие, — прибавил Миук. — Спросите у Клодах. Когда то, что было нужно Компании, находилось неподалеку от Шэннонмута, Килкул просто отсылал или провожал людей Компании сюда — и не дальше. Мой брат Юпик стал проводником у одной из таких групп; больше мы его никогда не видели.
— Я шел с группой; со мной были мой отец и Лавилла Малони, — тихо и напряженно проговорил Диего. — Мы попали в буран, но нашли укрытие в пещерах планеты. Мой отец.., некоторое время ему было очень плохо, он едва не скончался от шока, но Клодах, Банни и остальные помогли ему, теперь он чувствует себя лучше. Похоже, такое случалось с большинством экспедиций Компании.
Ива покачала головой:
— Значит, они не спрашивали позволения. Как говорит Саток, мы все делали неверно. Он говорит, что брат Миука и другие жители нашего поселения убивали людей Компании, из-за этого планета наказала их — и нас.
— Но ведь это ложь! Почему он лжет вам? — спросила Банни. Она и без того уже слишком долго сдерживалась и теперь была в ярости.
— Он не лжет. С тех пор, как мы поступаем так, как он говорит и платим ему, нам стало легче жить.
— Платите? — переспросил Диего; кажется, он не верил своим ушам.
— О, это мелочи! Пища, меха.., мы немного шьем для него.., отдаем ему лучших щенков и лучшую добычу...
— Ах, вот что это за плата... — Банни никогда не слышала, чтобы Диего говорил таким тоном, но тотчас поняла, к чему он клонит. — И с его помощью все ваши несчастья закончились?
Ответом ему служили серьезные кивки.
— И планета не против того, чтобы вы рылись в ее недрах, — Диего сопроводил эти слова резким жестом, словно бы вонзал инструмент в землю, — и наносили ей глубокие раны?