Его перевод в Москву был воспринят как давно ожидаемое повышение. Но его снова «посадили» на коров и зерно, правда, в масштабах целой страны. С убыточным сельским хозяйством, которым он заведовал после неожиданной смерти секретаря ЦК Кулакова, он явно не справлялся. Ему хотелось иных масштабов. К тому же все амбиции Горбачева всегда поддерживала и его супруга. И в восемьдесят четвертом году уже было ясно, что он стоит на пороге власти. Черненко был тяжело болен, и врачи не гарантировали ему даже нескольких месяцев жизни.
Горбачев приехал на встречу, лишь бегло просмотрев бумаги, подготовленные Гордиевским. Он начал привычно импровизировать. Если бы госпожа Тэтчер понимала русский язык, она бы сразу смекнула, что он «плавает» по многим вопросам. Но переводчики были достаточно профессиональные и подготовленные люди. Все шероховатости языка Горбачева они убирали. Теперь его ответы поражали своей непосредственностью и смелостью суждений. Она ждала, что он начнет говорить с ней по шаблону, подготовленному для него Гордиевским. Но он вел себя абсолютно иначе. Тэтчер пришла в восторг, это был первый советский лидер, который вел себя столь непосредственно, к тому же не боялся отходить от общепринятых канонов. Хорошее образование, долгая жизнь в сельской глубинке, привычка высказываться более открыто и без шаблонов, амбициозная супруга, зацикленные на своих бумажках партийные чиновники, осторожные дипломаты и разведчики — весь этот комплекс причин сыграл свою роль. Горбачев хотел выделяться. Он и выделялся своим провинциальным говором, своей непоследовательностью, своей непомерной амбициозностью. Он искренне полагал, что знает положение дел лучше других. Тэтчер он понравился, и она заявила на весь мир, что с этим человеком можно иметь дело. Досье Гордиевского сыграло решающую роль.
Через несколько лет Гордиевский сбежит из-под наблюдения и его вывезут в Великобританию. Тогда обнаружится, что бывший резидент внешней разведки, готовивший материалы Горбачеву для встречи с Тэтчер, был английским агентом со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но никто об этом не вспомнит. Или им не разрешат об этом вспомнить. Правда, в отношении известного шпиона так и не было принято конкретное решение. Уже после перестройки его семье разрешили выехать в Лондон. Такого не случалось никогда в истории советских спецслужб. Гордиевский начал писать книги, рассказывая о своей судьбе. О нем сняли несколько фильмов. Но никто не вспоминал, как он «помогал» Горбачеву готовиться к встрече. На эти воспоминания было наложено негласное табу. И в Москве, и в Лондоне. Зато Гордиевский оказался одним из немногих агентов, сбежавших на Запад и оставшихся в живых. Он так никогда и не узнал, что лондонская встреча Горбачева с бывшим премьером Великобритании невольно сохранила ему жизнь. Ведь в случае ликвидации Гордиевского пришлось бы вспомнить и этот позорный эпизод из жизни первого президента Советского Союза. Первого, который стал и последним в истории некогда великой страны.
Он приехал к уже знакомому институту в десятом часу вечера. Караев подумал, что ему отчасти повезло. Если бы он был женат, ему бы пришлось долго и нудно объяснять своей супруге, куда и зачем он уезжает на ночь глядя. Но он жил один, и никого не интересовало, где именно он ночует. Или организация использовала и этот факт, решив пригласить именно его для допроса Николая Жажина.
Он снова спустился на нижний уровень, сдав свой мобильный телефон. Снова прошел длинными коридорами, но на этот раз не в ту комнату, где он беседовал с Иосифом Наумовичем и другим врачом. На этот раз его провели в помещение, где за стеной находился несчастный Жажин, вздрагивающий при каждом шорохе. Иосиф Наумович сидел на стуле за стенкой. Он мог видеть объект своих исследований, а Жажин мог только догадываться, откуда исходит голос. К тому же измененный динамиками.
Караев вошел в комнату, пожал руку Иосифу Наумовичу и сел рядом. Психолог разговаривал с задержанным уже почти целый час.
— Он сильно напуган, — объяснил Иосиф Наумович, кивая в сторону Жажина, — не понимает причины своего задержания. У него почти полностью парализована воля. Неужели когда-то он был вашим коллегой? С такими психоданными он может работать только продавцом мороженого.
— Это только сейчас, — печально пояснил Караев, глядя на съежившегося, словно от незримых ударов, растрепанного маленького человечка. — Он был нормальный человек в другую эпоху. Но время его растоптало. Сначала его уволили из органов, очевидно, по сокращению штатов. Затем он продал одну свою квартиру, потом другую. Мне так рассказывали. Ездил на несколько лет на заработки в Киргизию. В общем, жизнь его сильно побила. Вот он и превратился в такое существо.
— Во всяком случае, он не способен на поступок, — убежденно произнес Иосиф Наумович, — и не мог быть предателем. Сознание собственной вины могло бы раздавить его. Поговорите с ним, и вы сами убедитесь.
Караев взял микрофон.
— Добрый вечер, Николай, — начал он негромко, — я второй человек, с кем вы будете сегодня разговаривать. Вам уже объяснили, что задержание было временным и вам ничего не грозит. Поэтому успокойтесь. Нас интересует несколько вопросов о вашей прежней деятельности. Никаких секретов у вас узнавать мы не будем. Мы их прекрасно знаем. И кем вы раньше работали, мы тоже знаем. Поэтому успокойтесь и отвечайте на мои вопросы.
— Какие вопросы? — почти храбро выкрикнул Жажин. — Я ответил на все вопросы. Что вам еще нужно?
— Не кричите, — строго заметил Караев. — Сегодня вы были на похоронах Слепцова. Павел Слепцов бывший полковник ПГУ КГБ СССР, который работал с вами вместе в Швеции. Вспоминаете?
— Ни с кем я не работал, — пробормотал пораженный Жажин. — Что вам от меня нужно? Кто вы такие?
— Возьмите себя в руки, — посоветовал ему Караев, — вы сегодня были на похоронах. И не нужно так дергаться. Никакие секреты вы не сможете нам выдать спустя двадцать лет после своей работы в Швеции. Даже если очень захотите. Поэтому успокойтесь и отвечайте на мои вопросы.
— Я ничего не помню.
— Не лгите. В день своего исчезновения Слепцов захотел встретиться именно с вами. Сразу после работы он позвонил вам и приехал. И вы точно знаете, зачем он к вам приехал. Может, вы расскажете и нам причину его внезапного желания увидеть именно вас? После разговора с вами он поехал в кафе, где встретился со своим знакомым, полковником Караевым.
— Лучше найдите его, — посоветовал Жажин, — ведь он работал в ФСБ до последнего. А меня выгнали из КГБ еще в девяносто первом, когда разделили разведку и контрразведку.
— Мы это знаем. Но в тот вечер он позвонил именно вам. Почему? Вспомните, о чем вы с ним говорили.
— О нашей работе в Швеции. Его интересовало, кому я мог рассказать о нашей работе. Я честно ответил, что никогда и никому не рассказывал. Мне многие и не верили, когда я говорил, что в восьмидесятые годы был капитаном госбезопасности и работал по линии Внешторга в Швеции. Считали, что я придумываю себе биографию.