Я позавтракала в маленькой клетушке на первом подземном уровне — рабочей комнатке матери, — как и она, благодарная судьбе за эту возможность уединения. Барабаны продолжали грохотать, подтверждая прием очередных сообщений, затем передавали ужасные новости дальше. Снова и снова я слышала раскатистый грохот, и тяжесть, давившая на сердце, становилась все сильнее. Из Керуна пришли четыре послания;
Руат был ближе, но оттуда вестей не поступало. Что с моей матерью и сестрами?
Стук в дверь прервал мои грустные мысли; почти с облегчением я услышала, что Кампен ждет меня на первом этаже. Поднимаясь по ступенькам, я сообразила, что брат уже должен был вернуться с Анеллой, и она, видимо, нацелилась на покои для гостей. Эти помещения в конце первого уровня были слишком роскошными для нее; я сама бы засунула эту девку куда-нибудь на пятый этаж. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы поселить ее в комнатах матери, связанных удобным проходом с отцовской спальней; отец находился в карантине, а моя мать пока еще не умерла.
Анелла своеобразно восприняла приказ лорда Толокампа насчет «ее семьи». Она заявилась не только с двумя детьми, но притащила свою мать, отца, трех младших братьев и шестерых приживалок. Наружная дверь, выходившая к ямам с огненным камнем, располагалась высоко в скалах; не представляю, как они ухитрились вскарабкаться туда. Я отправила их наверх, предоставив заботам тетушек.
Анелла недовольно надула губы, заметив, что комнаты находятся далеко от покоев отца. Однако ни Кампен, ни я не обратили на это внимания — как и на сварливый тон ее матери. Мне показалось, что два брата Анеллы — те, что постарше, — держаться куда скромнее; видимо, они не разделяли дерзких планов своей сестрицы. Хотя она могла и сама присмотреть за детьми, я вызвала няню из Детской и еще одну служанку. Я не собиралась выслушивать потом упреки отца; наш холд должен с честью принимать любого гостя. Но все это было мне не по душе.
Затем я спустилась в кухню, чтобы распорядиться насчет обеда. Фелим нуждался только в самых общих указаниях, дальше он все делал сам. Кухня была центром, откуда распространялись все слухи и сплетни. К счастью, никто из работников не понимал языка барабанов, но у них хватало соображения заметить, что сообщения поступают непрерывно. Я подумала, как легко догадаться о смысле посланий. Если вести радостные, барабаны гудели торжествующе, звонко, их туго натянутая кожа пела от удовольствия. Кто же мог упрекнуть меня в том, если сегодня мне казалось, что барабаны плачут?
К вечеру руки барабанщиков ослабли, и в передачах начали проскальзывать ошибки. Собрав все силы, я слушала, как они раз за разом повторяют послания из Керуна и Телгара — вопль о помощи, отчаянный призыв отправить целителей на замену тем, кто уже умер, пытаясь справится с болезнью. Я заткнула уши, иначе я не могла уснуть. Но эхо ужасных дневных вестей всю ночь отдавались в моих барабанных перепонках.
Год 1543, четырнадцатый день третьего месяца
Одна из затычек выскочила, и в это утро мне был ясно слышен грохот барабанов, сообщивших о смерти моей матери и сестер. Я оделась и пошла утешить младших. Лилла, Ния и Мара рыдали, лицо Габина покраснело от усилий сдержать слезы. Он прижался ко мне, голова братишки уткнулась в мое плечо, и я сама заплакала. Я горевала о своих сестрах и о себе самой, не пожелавшей им счастливого пути.
Здесь и нашли нас старшие братья — все, кроме Кампена; и этим утром мы позволили себе роскошь предаться горю. Хотела бы я знать, многие ли из нас молились про себя о смерти Толокампа — ведь он обрек на гибель нашу мать и сестер.
Когда меня вызвал посланец Десдры, я почти с облегчением покинула залитую слезами комнату. Мы направились в кладовые. Когда мы проходили по главному коридору — не помню, почему я повела его этим путем, вместо того, чтобы сразу спуститься вниз — я услышала громкий голос отца. За поворотом мелькнуло платье Анеллы; на миг она обернулась, и я заметила ликующую ухмылку на ее лице. Меня передернуло от горечи и отвращения.
Посыльный, лекарский ученик, тяжело топал за мной, пока мы спускались по спиральной лестнице на нижний уровень. Когда я начала набивать мешок за мешком сушеными травами и корнями, что значились в присланном Десдрой списке, он отчаянно запротестовал, жалуясь, что не сможет дотащить такую гору в мастерскую. Похоже, он был прав, и я крикнула Сима; мой голос, наполнивший гулкие сводчатые переходы, почти не дрожал.
Сим моментально возник на пороге с выкаченными от страха глазами, словно он боялся, что забыл сделать что-то важное. Я предложила посыльному не жалеть его спину и пошла к лестнице, ведущей в кухню, чтобы найти еще кого-нибудь в помощь. Там стояла Анелла; высокомерно кивая головой, она подзывала оробевшего Фелима. Я замерла. Стоит мне появиться сейчас в кухне, где эта маленькая дрянь разыгрывает из себя леди холда, как столкновение неминуемо. Тихо отступив назад, я вернулась в кладовую, взвалила на плечо пару мешков и, вслед за Симом и посланцем Десдры, выскользнула во двор.
Когда мы добрались до места, мастерская арфистов дрожала от радостных криков. Я не могла представить, чем вызван такой энтузиазм, но он был столь заразительным, что я тоже беспричинно разулыбалась — только потому, что кто-то находил в себе силы радоваться в такое время. Затем счастливый гул распался на отдельные голоса, и я безошибочно узнала сочный баритон мастера Тайрона.
— Туман задержал меня в пути, друзья, — голос главного арфиста был четким и ясным, — и охромевший скакун. Я раздобыл нового на ближайшем пастбище и тронулся дальше, когда услышал первое сообщение. Тут мне пришлось забыть про еду и сон; я двигался так быстро, как мог. Я почти загнал бедное животное — придется мне передать свои извинения хозяевам, но попозже, когда кожа на барабанах слегка остынет от нынешних вестей, — чувствовалось, что он улыбается; в ответ раздались слабые смешки. — Были и другие сложности… Откуда мне знать, что кордоны лорда Толокампа уже перекрыли все дороги? — В первый раз я услышала о том, что отец велел выставить охрану. Мастер Тайрон понизил голос почти до шепота: — Теперь скажите, что за лагерь он устроил для лекарей и арфистов, возвращающихся в свои Цеха? Что за глупость? Как можем мы работать, если отсутствует свобода передвижения?
Глаза посыльного Десдры с ужасом обратились ко мне при этих резких словах. Я постаралась сохранить спокойствие; не могла же я показать парню, что считаю распоряжения своего родителя нелепыми и бессмысленными. Во всяком случае, не с ним надо было объясняться по этому поводу.
В дальнем конце двора появилась Десдра; удивленно приподняв брови, она взглянула на нашу команду, навьюченную мешками.
— О леди Нерилка, я не рассчитывала, что ты будешь так щедра…
— Возьми все, что я могу дать… пока еще могу. Она ни о чем не спросила меня; видимо, все было понятно.
— Я готова прийти к вам и ухаживать за больными, когда понадобится, — сказала я, пока Десдра снимала с моих плеч мешки.
— Ты должна заменить свою мать, леди Нерилка, — тихо ответила Десдра; в ее спокойных серых глазах мелькали симпатия и сочувствие. Я подумала, что мои суждения о ней были слишком поспешными; раньше она казалась такой холодной, отстраненной, замкнутой. Но что я могла ей сказать сейчас? Что обстоятельства изменились и она переоценивает мою роль? Видимо, переселение Анеллы было слишком мелким событием, чтобы заинтересовать кого-нибудь в обоих Цехах.