— Да не так! Вот дуреха! Дышать нужно вот отсюда, — он положил растопыренную ладонь на бочкообразный живот, там где полагалось быть диафрагме, и нажал, так что давление ясно ощущалось в выходившем изо рта голосе. — Вдыхаешь через нос, вот так… — Он вдохнул, но его массивная грудь почти не шевельнулась. — Воздух идет через дыхательное горло, — продолжал он на той же ноте, — и в живот, — голос понизился сразу на целую октаву. — Правильно дышать — значит дышать животом! Менолли набрала воздуха, как ей было показано, и снова выдохнула: она по-прежнему не знала, что петь.

— Клянусь холдом, который нас защищает, — он воздел глаза и руки, как будто искал утешения у бесплотного воздуха, — эта девица сведет меня с ума… Пой же, Менолли, пой!

Менолли с радостью спела бы, но перед тем, как начать ей хотелось столько сказать, а если нельзя, то хотя бы подумать, что же лучше спеть.

Она снова быстро вдохнула, почувствовала, что сидя петь неудобно, не спрашивая разрешения, встала и начала ту же песню, которую утром пели школяры. Сначала у нее мелькнула мысль: сейчас я ему покажу, что не он один умеет наполнять воздух оглушительными звуками, но потом, вспомнив брошенный вскользь совет Петирона, передумала и постаралась петь не столько громко, сколько выразительно.

Шоганар внимательно глядел на нее.

Вот последняя нота замерла вдали — как будто певец закончил песню и ушел, и Менолли без сил рухнула на табурет. Ее трясло. Как только она кончила петь, вернулась тупая дергающая боль в ногах.

Мастер Шоганар продолжал сидеть молча, его многочисленные подбородки опустились на грудь Потом, так и не шевельнув пальцем, он откинулся назад и пристально взглянул на девочку из-под кустистых темных бровей. — Так, говоришь, Петирон никогда не учил тебя пользоваться голосом?

— Так, как вы — нет, — для наглядности Менолли прижала ладони к плоскому животу. — Он всегда говорил, что петь нужно сердцем и нутром.

Я могу петь еще громче, — на всякий случай добавила она, опасаясь, что не угодила Шоганару.

Он только рукой махнул.

— Велика хитрость. Орать любой дурак умеет. Даже наш Камо. А вот петь он не может.

— Петирон часто говорил: если петь громко, то слышен только шум, а не голос и не сама песня.

— Да ну? Это он тебе сказал? Мои слова! Мои собственные слова! Значит, все-таки он меня слушал, — отметил Шоганар и тихо добавил, обращаясь к самому себе: — Петирон был достаточно умен, чтобы понимать пределы своих возможностей.

Менолли промолчала, но все в ней вознегодовало. Зато с оконного карниза послышалось шипение Красотки; Крепыш с Нырком вторили ей со своих мест. Мастер Шоганар поднял голову и с легким недоумением воззрился на файров. — Вот оно что! — Он перевел взгляд на Менолли. — Эти прелестные создания выражают чувства своей хозяйки? А ты любила Петирона и не желаешь слушать о нем ничего дурного? — Он слегка подался вперед и погрозил ей пальцем. — Запомни, бегунья Менолли: у каждого из нас есть свой предел, и мудр тот, кто его осознает. Вот что я имел в виду, — он снова откинулся в кресле, — совершенно не желая обидеть покойного Петирона. Для меня это похвала. — Он склонил голову на бок. — А для тебя — большая удача. Петирону хватило разума не портить твой голос, а подождать, пока твоим вокальным образованием займусь я. Так, шлифуя и доводя до совершенства то, что заложено самой природой, мы получим… — левая бровь мастера Шоганара, изогнувшись, поползла вверх, правая же оставалась неподвижной; зачарованная столь искусной мимикой, Менолли не спускала с него глаз, — …получим хорошо поставленный, безупречный певческий голос. — Мастер громко выдохнул.

Тут до Менолли, наконец, дошел смысл слов мастера, не затуманенный его мимическими упражнениями.

— Вы хотите сказать, что я могу петь?

— Петь может любой дурак на Перне, — небрежно бросил Шоганар. — И вообще, хватит разговоров. Я устал. — Он отмахнулся от нее, как от назойливого насекомого. — И этих сладкоголосых проныр тоже забирай с собой. Хватит с меня их злобных взглядов и немузыкальных воплей.

— Следующий раз я позабочусь, чтобы они…

— Остались за дверью? Нет, — брови Шоганара стремительно взметнулись, — бери их с собой. Похоже, они учатся на примере. Так что придется тебе показывать им хороший пример. — Лицо его омрачилось какой-то мыслью, потом на нем расплылась улыбка. — А теперь ступай, Менолли. Ступай. Все это невероятно утомило меня.

С этими словами он оперся локтем о письменный стол, да так тяжело, что тот накренился. Уронив голову на ладонь, мастер без всякой паузы оглушительно захрапел. Менолли опешила — она и не предполагала, что можно заснуть так быстро. Тем не менее, повинуясь приказу, она поманила за собой файров и бесшумно вышла.

Глава 4

Почему, мой арфист, ты печален —

Ведь у песни веселый лад?

Что твой голос дрожит и струна дребезжит,

Почему ты отводишь взгляд?

Менолли с радостью свернулась бы где-нибудь клубочком и уснула, но Красотка начала тихонько курлыкать. «Кажется, Сильвина обещала, что им будут собирать остатки еды», — вспомнила девочка и направилась через двор к кухне. Но среди царившей там кутерьмы ей долго не удавалось обнаружить ни Сильвины, ни Камо. Наконец, она увидела, как дурачок, ковыляя, появился из кладовой; обеими руками он бережно прижимал к себе огромный круг сыра. Увидев девочку, Камо радостно осклабился и опустил сыр на единственное незанятое место, оставшееся на кухонном столе.

— Камо — кормить милашек? Камо — кормить?

— Будь умником, Камо, закончи сначала с сыром, — велела женщина, которую, как припомнила Менолли, звали Альбуна.

— Камо должен кормить, — заявил дурачок и, схватив миску, бесцеремонно вывалил ее содержимое прямо на стол, а потом зашагал по направлению к кладовой.

— Камо! Вернись сейчас же и займись сыром!

Менолли уже и сама пожалела о том, что явилась на кухню, и тут ее заметила Альбуна.

— Так вот кто всему виной! Ну да ладно — все равно от него теперь не будет никакого проку, пока он не поможет тебе накормить твоих зверюшек. Только держи их подальше от кухни!

— Хорошо, Альбуна. Извини, что я тебе помешала…

— Еще бы — устроить такой тарарам в самый разгар приготовления к ужину…

— Камо — кормить милашек? Камо — кормить милашек? — Дурачок уже со всех ног спешил обратно, роняя на пол кусочки мяса из переполненной миски.

— Только не в кухне, Камо! Ступай вон отсюда Ступай, тебе говорят. А ты, девочка, пришли его обратно, когда они поедят, ладно? Одно из немногих доступных ему дел — это управляться с сыром.

Менолли кивнула Альбуне и, улыбнувшись Камо, повела его из кухни вверх по ступенькам во двор. Красотка с компанией сразу же набросились на них. Обе Тетушки с Дядюшкой снова уселись на плечи Камо. Лицо дурачка светилось восторгом, он стоял, боясь шелохнуться, видимо, опасаясь, как бы малейшее его движение не спугнуло дорогих гостей. Остальные файры тоже то и дело подлетали к нему, чтобы схватить кусочек, или, уцепившись за его одежду, клевали прямо из миски. И хотя Красотка, Нырок и Крепыш предпочитали брать еду из рук Менолли, миска, тем не менее, скоро опустела.