Я молча подошел к столу.
– Да ты садись, не стовбычь. Ну, что скажешь? – Он смерил меня насмешливым взглядом.
– А что говорить? – пожал плечами я. – О том, что войско его слишком малочисленно для того, чтобы осаждать любую из названных крепостей, да к тому же ловить маневренный отряд Рюрика – в этом он прав. В остальном же – сплошная ложь. Генрих видел меня во время злополучной битвы у лесной переправы верхом и с оружием в руках.
– Я о другом речь веду, – отмахнулся Вишневецкий. – Где он тебя видел – не моя забота. Сам небось слыхал, опричник подмоги ждет. Что б я там ни говорил, а отказать ему не в праве. Он ведь тоже не дурак, правильно подметил – нельзя тылы без охраны держать. До царя дойдет – полечу я с воевод черным вороном в дальний острог.
Князь вперил в меня сверлящий взгляд.
– Воля ваша, – я склонил голову, – но звезды не предвещают князю Вишневецкому пути в острог.
– Ой, хитер ты, ротмистр. – Суровое лицо гетмана расплылось в улыбке. – Да и я, поди, не дура лапотная. Так сделаю – выпишу на Рюрика твоего грамоту, что состоит он при моем войске легким воеводою. А отряд его, стало быть, мой отряд, для охраны дорог отряженный. Кого уж там Штаден с его людишками гоняет – не ведаю, не моя забота. Мне о том царь ничего не сказывал.
Он хлопнул пятерней по столу:
– На том и порешили.
Я восхитился элегантности принятого решения. Старая истина о том, что все гениальное просто, вновь нашла себе блестящее подтверждение. Мне живо представились глаза Генриха Штадена, читающего подобный исторический документ… Картина не для слабонервных.
– А теперь, ротмистр, говори, что тебе для дела надобно?
Посерьезнев, я на пару минут задумался.
– Ваша светлость, прежде всего я просил бы отпустить со мной Сергея Лиса.
Гетман поморщился и махнул рукой.
– Будь по-твоему, забирай бродника. Еще что?
– Окажите любезность написать одно небольшое дружеское письмо.
– Какое такое письмо?
– Адресованное шведскому королю Эрику, в котором вы сообщаете его величеству о переговорах герцога Эстляндского с Сигизмундом II Польским. Это объяснит наше пребывание в шведских землях, если мы попадем в руки людей Эрика, и позволит подойти вплотную к герцогу Юхану.
Похоже, Вишневецкому тоже понравилась эта мысль. Он рассмеялся и погрозил мне пальцем.
– Ох и хитер ты, ротмистр!
– Ну что вы, ваша светлость. Куда мне до вас. Я просто много времени провел, служа при императорском дворе.
– Хорошо, все будет сделано. Завтра же чуть свет выезжайте.
– Еще одна мелочь, ваша светлость.
– Ну, что там такое?
– Хорошо бы получить какой-либо предмет, который позволит Катарине Ягеллон опознать во мне вашего посланника.
В полночь мы с Лисом пошли «до ветру». Ветер и вправду решил не ко времени проснуться и теперь жалобно завывал, впотьмах натыкаясь на сосны.
– …Может, на югах шо-то не склеилось? – оглядываясь по сторонам, предположил Лис, когда мы буквально уткнулись в дощатое строение с трогательным сердечком, вырезанным на двери. – Может, обидел кто?
– Ее обидишь, – поежился я. – Кто такую обидит, тот и дня не проживет.
– А вообще, чего это бабуся вдруг решила через тебя в гости звать? – неожиданно взревновал Лис.
– Ты постоянно с казаками был, – предположил я.
– Котейку могла послать, а то б…
Дверь с шумом распахнулась, и на нас глянули огромные, пылающие огнем глаза с вывороченными наружу белками.
– Это не бабуся!!!
Открытое лицо, милосердие и доброта приносили мне любовь народа.
Тамерлан (Уложение Тимура)
Темень, висевшая над ставкой русской армии, казалась непроглядной. Лишь быстрые тучи, проносившиеся по небу, демонстрировали украденный грош луны сквозь редкие прорехи. Но там, где стояли мы с Лисом, света, увы, было даже больше, чем хотелось бы. Существо, глядевшее на нас из ветхой халабуды, освещало подходы к ней не хуже автомобильных фар. Неизвестный (наличие всклокоченной бороды говорило о принадлежности существа к мужскому полу) имел вид на редкость мерзкий. Выпученные глаза без ресниц, слипшиеся пегие волосья, зубы-клыки с широким «пробором», кривые ноги и руки с длинными крючковатыми пальцами… Словом, встреча не радовала. Впрочем, как еще должен был выглядеть обитатель таких апартаментов? Тяжела участь нечисти, которой ежедневно и многоразово гадят на голову.
– Это еще что за туалетный утенок?! – возмутился Лис.
– Уходим, – предложил я, но сказать это было куда легче, чем сделать. Попытка сдвинуть ноги с места не увенчалась успехом.
– Ступайте к немчине чернорясному… – гадюкой монотонно зашипел обитатель клозета.
С подобными «увещеваниями» мы с Лисом уже сталкивались.
– У лукоморья дуб зеленый, – вдохновенно начал Лис. – Златая цепь на дубе том…
– Быть иль не быть, вот в чем вопрос, – в тон другу вторил я. – Достойно ль смиряться под ударами судьбы, иль стоит оказать сопротивленье…
Прочувствованное декламирование классики, как показывала практика, было прекрасным средством от гипнотического воздействия. Клозетный не унимался, мы с Лисом тоже. За Пушкиным последовал Лермонтов, а за Шекспиром – Байрон.
– Так, значит? – насупился разочарованный владыка выгребной ямы и умолк, зыркая на каждого из нас по очереди.
– А ты как думал?! – вспылил Сергей. – Шо, блин, в сказку попал? Тоже мне доктор Чум-Шпировский нашелся. Чем нас морозить, лучше б в своем допотопном клозете water заряжал.
– А ты мне не указывай, – буркнул мерзкий злыдень, хмуро озираясь. – Щас оберну жабой или гадом ползучим, то-то заговоришь.
– Мамашу свою от бесплодия лечи! – не на шутку разъярился Лис. – А мне тут по ушам ездить не надо! Ежели б ты мог нас двоих сразу одолеть, мы б с тобой уже не разговаривали. А стоит тебе попробовать нас поодиночке взять – второй тебе вмиг в башке сквозняк устроит. Пистоли видишь? В одном стволе – серебряная пуля, в другом – пуговица медная.
– Верно говорит, – подтвердил я слова друга.
Когда Сергей начинал вести переговоры с нечистью, мое вмешательство обычно не требовалось.
– Врете, поди, – с сомнением в голосе огрызнулся сортирный.
– А ты проверь! – подзадорил его мой напарник.
Как мне показалось, проверять убойную силу пистолетного заряда мерзкой твари не хотелось.
– Ладно, жуть толчковая. Покочевряжился и хватит! – продолжал напирать Лис. – Какого хрена звал-то? Шо те надо?
– Вещица тут одна есть, – убирая из голоса шипение, медленно проговорил обитатель гальюна. – Здесь она ничейная, лиходейством добытая, у немчины в шатре под кошмою лежит, в плащ завернута. Коли принесете ее мне, так я вас озолочу.