Ну, положим, доберемся мы до Юхана, передадим ему письмо Вишневецкого, адресованное королю Эрику, и он, полный благодарности, оставит нас при своем дворе. Дальше-то что? Дурацкая ситуация. Возможно, и сам Юхан был бы рад избавиться от польской королевишны, да только сделать это – не в его силах. Разводы на таком уровне может разрешить только сам римский понтифик, а для него Катарина Ягеллон – добрая католичка, а Юхан, подобно многим германским князьям, сегодня католик, а завтра, стоит ему расстаться с супругой, может оказаться кальвинистом. Ни за какие коврижки его святейшество не даст разрешения на развод!
Окажись мы сейчас в Риме, может быть, нам и удалось бы убедить ключника святого Петра… У меня мелькнула шальная идея: не подсказать ли Юхану прием, использованный в нашем мире английским королем Генрихом VIII? Обиженный отказом папы расторгнуть его брак с нелюбимой женой, он, не мудрствуя лукаво, объявил себя главой Британской церкви и обошелся без благословения Рима. План был всем хорош, за исключением трех мелочей: во-первых, требовал много времени; во-вторых, благодаря родовому упрямству Камдилов во времена уже упомянутого короля мы так и остались католиками, а поэтому нести в массы лютеранскую веру мне было не к лицу; и, в-третьих, даже при этом раскладе в глазах Ватикана и его приверженцев Катарина по-прежнему считалась бы законной супругой герцога Юхана.
Давно я уже не чувствовал себя таким беспомощным. Не могло быть, чтобы наша задача не имела решения, но от меня оно по-прежнему ускользало. Более того, я даже не знал, как к нему подступиться. Эта противная мысль зудела в мозгу не хуже убиенной комарихи (понятное дело, пока та была жива). Перебрав, казалось, все разумные варианты и не найдя целесообразных, я перешел к иррациональным. Вот если бы наше с Лисом чародейство не было дутым… К сожалению, прибытие в эти места Бабы-Яги было весьма маловероятным, а ее здешняя коллега находилась в розыске. У домового, что ли, выяснить, как ее найти? Я поглядел на крошечного бородача, никак не решающегося поднять сданные ему карты.
– Ну, шо ты топчешься? – с непонятной мне безжалостностью заторопил Сергей.
– Хватит, – выдохнул взопревший малютка, плотоядно уставившись на кучу проигранного добра. – Себе.
Должно быть, на этот раз карта ему пришла серьезная.
– Нэ буду дывыться – нэхай козырыться.
Лис постучал ногтем по колоде и отсчитал себе три листика.
– Ну шо, вскрываемся?
– Двадцать, – выдохнул домовой.
– Салабон, – расслабленно констатировал Сергей. – Очко!
– Проиграл, опять проиграл! – взвыл малыш и с неистовством вцепился в торчавшие из-под алого колпачка волосы. В комнате подозрительно заскрипели половицы и, как мне показалось, зашевелились стены.
– Ну-ну, уймись, – попытался успокоить его Лис.
– Давай еще разочек, – взмолился проигравшийся в дым хранитель здешних стен и перекрытий. – Вот хоть на них. – Он ткнул пальцем в сидящую рядом мышь.
– Да ты че, роднуля, с головой поссорился?!.. – начал было Лис.
– Хорошие мыши, воспитанные, послушные…
В этот момент соломинка переломила наконец спину верблюду. Пасьянс (надеюсь, не из этих странных карт) сложился внезапно, но безукоризненно ясно.
– Лис, – поднимаясь, выдохнул я. – Играй!
Стук в дверь поутру сопровождался окриком:
– Выходи без промедления!
– Я щас кому-то выйду! – потягиваясь, рявкнул Лис. – Ща-аз так выйду – потом всю жизнь под себя ходить будешь.
Уж не знаю, при чем тут столь замысловатая манера хождения, но если Лис чего-то обещает – он это, как правило, выполняет.
Мы появились на лестнице в холодном молчании, как появляется на горизонте безжизненный остов парусника, именуемого «Летучим Голландцем». И, подобно ему, наше появление предвещало бурю. Между тем ничего не подозревавшие доминиканцы потрошили голландца вполне сухопутного.
– Откуда вы родом? – вопрошал один из псов божьих.
– Из Антверпена, ваше преподобие, – с трудом выдавил купец.
– Что вас привело сюда?
– Й-й-я здесь по торговым делам, – заикаясь, начал оправдываться подследственный.
– Где ваш товар?
– Со мной. Я торгую ювелирными изделиями…
Доминиканец сделал знак стражникам, и те подтащили довольно крупный и тяжелый сундучок.
– Ваш?
– Да, ваше преподобие.
– Откройте.
Торговец, не попадая в замочную скважину ключом, принялся отпирать хранилище драгоценностей.
– Что это вы так дрожите? – процедил инквизитор. – Вам есть чего бояться?
Замок наконец клацнул, и стражники, отстранив трясущегося бедолагу, подняли крышку. Из сундука по зале разлилось сияние золота и драгоценных камней.
– Что это? – выхватывая сверху вещицу, с напором произнес обвинитель.
– Извольте видеть, диадема с рубинами…
– Наглый лжец, – оборвал его суровый обвинитель. – Всякому, имеющему глаза, ясно, что это полумесяц. Признавайся, несчастный, служитель ли ты нечестивого Магомета, сторонник ли культа Луны, во главе коего стоит противозаконная шлюха Елизавета Английская, или же погряз в колдовстве и ереси, осенив себя знаком Кибелы?
– Приказываю всем остановиться!!! – нарушая царившую внизу идиллию судебного произвола, гаркнул Лис.
– Кто вы такой? – Инквизиторы недоуменно воззрились на голосистого наглеца.
– Ты так и не узнал меня, каналья?! – включаясь в свою излюбленную игру, грозно рявкнул мой напарник. – А ведь среди добрых католиков мой облик знаком каждому, ибо я – одно лицо со своим племянчатым дедом. Шо, влипли, кони педальные? Оборотни в сутанах! Внимайте и вынимайте! Мое имя, – Лис принял особо торжественный вид, – Кондратий Лойола! И если вам кажется, что я вам приснился, то ущипните себя немедленно. Я пришел!
Фамилия основателя ордена иезуитов произвела на публику должное впечатление.
– Как вам, конечно же, известно, я являюсь следователем по особо важным делам конгрегации кардиналов и опорным столпом престола Святого Петра.
Слово «конгрегация» Лис учил сегодня все утро, а последний титул сочинил по ходу действия. Судя по всему, он не видел особой разницы между опорными столбами и столпами веры.
– Я уполномочен, – продолжал Сергей тем же грозным тоном, – найти и обезвредить шайку преступников, которые, разбойным путем раздобыв форму и документы сотрудников инквизиции, принялись бомбить фраеров ушастых в местах их естественного скопления. Как-то: рынки, магистратные ратуши, постоялые дворы, ювелирные лавки и меняльные конторы.
– Это самозванцы! – взвизгнул один из монахов и тут же завопил, обращаясь к страже: – Взять их!
Мне осталось лишь развести руками, но сделал я это быстро и прицельно. Клятвенно сложенные пальцы хлестнули плетью по глазам первых же не в меру ретивых служак, минут на десять лишая их возможности думать о чем-либо, кроме острой боли.