– Гасконский увалень! Жалкий провинциал! Неужели ты никогда не слышал о том, что стены имеют уши? В Лувре нет ни одной комнаты, в которой можно было бы спрятаться от слуховых труб моей матери! Она мне все рассказала! И что у твоего чертова любимца на Сене голландский корабль под испанским флагом, который доставит вас в Ла-Рошель, и что ты настоял на том, чтобы взять с собой эту жалкую потаскуху де Сов…
– Марго, радость моя, я здесь, перед тобой! Что ты такое говоришь? – не замедлил удивиться я.
Дело начинало потихоньку проясняться. Истинный Генрих Наваррский, должно быть, действительно бежал ночью на голландском судне под испанским флагом. Однако в Ла-Рошели, судя по уверениям Лиса, он так и не появился… Где же, интересно, черти носят его все это время?!
– Маргарита, мне не хотелось бы об этом говорить, – стараясь выглядеть как можно более натурально, я тяжело вздохнул, – но мадам Екатерина попросту обманула тебя. То есть да, у Ларошфуко на Сене действительно был знакомый корабельщик. Но Шарлотта де Сов?! Она была его возлюбленной и сбежала вместе с ним! С чего ты вдруг взяла…
– Я видела, какие знаки внимания ты оказываешь ей! – взвилась Марго, едва не теряя стремена. – Перед нашей свадьбой!
– Дорогая, я видел, какие знаки внимания ты оказывала де Гизу. До нашей свадьбы, во время нее и, увы, после. Давай лучше не будем вспоминать об этом. Главное, что теперь мы вместе.
– Ты прав, – успокаиваясь так же внезапно, как прошедшей ночью в своей опочивальне, уже вполне разумно промолвила королева Наваррская. – Мы больше не будем вспоминать те дни.
Должно быть, к вечеру обескураженные, обыскавшиеся егеря герцога Лотарингского пешком добрели до Шалона, понуро неся все еще на плечах свои повинные головы. Маргарита Валуа и ее немногочисленная свита исчезли бесследно, уведя собою еще шесть прекрасных лошадей. Не знаю уж, что больше должно было расстроить его светлость – исчезновение блудной родственницы или же пропажа благородных животных из герцогской конюшни, но малым утешением ему в этой печали могло послужить письмо, оставленное «моей супругой» своему благодетелю с уведомлением, что в связи со скорой коронацией ее дорогого брата в Реймсе она надеется встретить его там, ибо его долг, как пэра королевства, участвовать в этом священном обряде, выполняя веками отведенную главе столь прославленного Дома роль.
Карл III, герцог Лотарингский, в отличие от когорты своих троюродных братьев, так называемых младших лотарингцев, к которым принадлежал и Генрих де Гиз, представлял собой яркий образчик крупного феодального сеньора прежних времен. Он иногда вспоминал о верховном сюзерене, живущем в Париже, но, являясь близким родственником королей Франции, предпочитал изъявлять свои верноподданнические чувства, не предпринимая каких-либо активных действий. Он был счастлив со своей милой супругой и безотчетно правил Лотарингией, составляя себе двор менее пышный, чем парижский, однако вполне соответствующий его нехитрым притязаниям. В отличие от младших родственников, не так давно прибывших в Париж без гроша за душой и теперь единым кулаком, с фанатичностью обреченных, расчищающих место под солнцем, он был вполне доволен жизнью и вовсе не горел желанием портить отношения с королями Франции. Впрочем затевать ссору с набирающими силу Гизами ему тоже было не с руки. Поэтому, куда сегодня склонится чаша весов, приедет ли Карл III Лотарингский на коронацию или нет, было весьма важно для судьбы французской монархии. Официальная, пусть даже только официальная поддержка трона Валуа Лотарингским домом, главой которого являлся Карл III, изрядно повышала его акции. Впрочем, поддержка Бурбонов здесь тоже немало значила. И эту поддержку я надеялся обеспечить не одним лишь присутствием на коронации.
* * *
В Ансени мы были незадолго до заката. Подступающая мгла спешила скрыть отсутствие в лесной чаще гугенотской кавалерии, то и дело норовя выдать за притаившегося всадника куст ракиты, за пику – длинный сук, а резкие крики потревоженных птиц – за условные сигналы. Впрочем, я и не ожидал увидеть Мано с отрядом так рано. По моим расчетам, они должны были появиться здесь не раньше завтрашнего вечера. А то и вовсе послезавтра.
Следовало задуматься о ночлеге. Уж как было не вздохнуть печально, вспоминая гостеприимный Шалонский дворец с его уютными апартаментами. Но, увы, задерживаться там дольше становилось далеко не безопасно. При дворе наверняка нашлись бы люди, которые могли встречать Генриха Наваррского в Париже, а может, и ранее того. Да и Лис, благополучно втемяшивший в одурманенные винными парами мозги гизаров несусветную байку о мифических тамплиерах Эльдорадо, не мог вещать о чудесах и диковинах так долго. Ночные миражи прекрасны, но их удел растаять по утру. Встречу же нос к носу с вождем Лиги я намечал на другой день и уж никак не в алькове королевы Наваррской.
Потому сейчас мы торчали, как дураки, в лесу Ансени, и самое время было подумать о ночлеге. Ни меня, ни Лиса мысль провести ночь под открытым небом не пугала. Сентябрь выдался весьма теплым, и несмотря на то что под самое утро знобилось довольно холодно и земля выдыхала накопившуюся за день сырость, ночевка у костра была вполне достаточной для нас степенью удобств. Полагаю, и Жозефине не впервой было проводить ночь в полевых условиях. Да и наш капеллан вполне бы нашел в своем бесконечном арсенале поучительных историй что-нибудь подходящее случаю. Но были еще Марго и Конфьянс. Хотя Конфьянс, путешествуя с нами, могла и привыкнуть, но…
Точно подслушав мои мысли, наш славный капеллан критически поглядел на солнце, спешащее охладить свой пыл водах океана, и произнес:
– Сын мой! Быть может, я напрасно тревожу вас и отрываю от высоких дум, но не кажется ли вам, что лес – не само подходящее место для отдыха вашей очаровательной супруги.
– Вы можете предложить что-нибудь лучшее, отче?
– Возможно, – почтительно склонил голову брат Адриэн. – Здешний кюре – мой старый знакомец по Сорбонне. Его дом не более лье отсюда. Вон, видите? – Он указал рукою вдаль. С холма, на котором мы стояли, еще довольно отчетливо можно было разглядеть высокий шпиль и озаряемый закатным солнцем крест деревенской церкви. – Если мы сейчас направимся туда, то к ночи будем на месте. Только вот, сир, – падре слегка замялся, – надеюсь, вы не будете возражать, если я предварительно зайду предупредить благочестивого брата о нашем приезде. Согласитесь, не каждый вечер он ожидает ужину столько знатных гостей.
– Конечно, отче! – согласился я, вполне осознавая резонность слов священника. – Что за вопрос!
* * *
Брат Адриэн не ошибся. Местный кюре, оповещенный о привалившем ему счастье, казалось, готов был вывернуться наизнанку, чтобы угодить невесть откуда взявшимся гостям. Весь комфорт, возможный в его небогатом жилище, был предоставлен в распоряжение благородных дам и их кавалеров. Правда он не слишком походил на выпускника Сорбонны, кичащегося своей высокоученостью, а из книг я увидел у него лишь весьма потрепанный «Катехизис», – доброты и христианского милосердия ему было не занимать. Впрочем, вероятно, и в Сорбонне есть свои недоучки, едва-едва способные сдать экзамен на звание бакалавра, да и то не с первого раза. Но ведь и должность деревенского кюре – не слишком завидный бенефиций для выпускника кузницы архиепископов.