Надменно скривившись, я вынул из кошеля пару ливров и бросил вымогателю:
– Что там у тебя?
– Сир, – понижая голос, вновь заговорил привратник. – Вчера из крепости был совершен побег. Ваш отважный лейтенант исчез вместе с надзирателем, сторожившим его камеру. Его больше нет в замке. – Он затряс головой, улыбаясь, точно радуясь успешному предприятию ловких беглецов.
Глядя на его наглую, но отнюдь не трусливую физиономию, я отчего-то подумал, что обездоленная исчезновением главаря банда головорезов недолго останется без руководства. Однако, в сущности, эта печаль мало волновала короля Наварры. Значительно интереснее было другое. На случай пристального разбирательства у меня был человек, от которого я, на глазах свидетелей, узнал о случившемся побеге. Вскоре появился и первый стражник, спешащий открыть ворота и передать мне нижайшую просьбу его милости коменданта тюремного замка отзавтракать с ним.
– Что?!! – вновь напуская на себя грозный вид, взревел я. – Чтобы я трапезничал в тюрьме! Да за кого этот наглец себя принимает?! – И продолжил, ткнув плеткой в грудь охранника: – Веди меня к нему!
– Слушаюсь. Слушаюсь, сир, – видя монарший гнев, испуганно лепетал несчастный.
Я ворвался в кабинет главной тюремной крысы волною внезапного наводнения, сокрушая все на своем пути и внушая ужас не успевшим найти укрытие.
– Ах ты, мошенник! – не, здороваясь, начал я, накидываясь на «его милость». – Куда подевался шевалье де Батц?
– Сир, я не виноват, сир! – попытался оправдаться тюремщик. – Меня здесь не было! Я не знаю, где он!
– Вы убили его, сволочи! Убили и закопали! А ну, кто велел вам убить Мано? Сознавайся, песье охвостье! Сознавайся, кто?
– Нет-нет, Ваше Величество, все не так. Совсем не так! Он бежал. Мы тут ни при чем! – сумбурно оправдывался комендант.
– Все это ложь! Наглая ложь! – сардонически захохотал я. – Де Батц не желал никуда убегать, он был полон раскаяния и намеревался искать успокоения души своей в стенах монастыря. А вы его убили! Вы замараны кровью! Ваши руки по локоть в крови! Глядите, она струится по белому полотну вашей рубахи!
Мой собеседник, ошарашенный напором обвинений, невольно бросил взгляд на руки, точно и впрямь ожидая увидеть текущую по ним кровь.
– Ага! – вновь грозно захохотал я. – Вот ты и сознался! Убийца!!! – Я ухватил ничего не понимающего коменданта за плечо и потащил его за собой, как та самая волна наводнения, отступая, влечет в пучину обломки мостов и вещи из развороченных водою домов. – Я иду к королю! И ты, негодяй, пойдешь со мной. Ты дашь мне ответ за убийство дворянина!
* * *
Потревоженный моим ранним визитом, д'Эпернон замер на месте, пытаясь осознать увиденную картину. Разгневанный король Наварры, волокущий за собой начальника реймской тюрьмы, точно идущий под парусами фрегат, буксирующий утлую шлюпку, ворвался в королевские покои, начисто игнорируя каноны дворцового этикета.
Два алебардира пытались преградить дорогу раннему гостю, но тщетно. Я отмахнул острия алебард в сторону. Вслед за тем один охранник получил ногой в промежность, другой – хлесткий удар пальцами по глазам. Путь к королю был расчищен, и я ворвался в опочивальню свежеиспеченного государя, планируя внести приятное разнообразие в предначертанный строгим придворным расписанием ритуал королевского пробуждения. Увы, эта церемония уже завершилась, и из соседней с опочивальней комнаты доносилось нежное щебетание личных куаферов и брадобреев Его Величества, подвивающих волосы государя, подравнивающих его тонкие усики, накладывающих румяна и золотистый блеск на лицо августейшего монарха. Понятное дело, начальник тюрьмы отнюдь не ровня в этой галантерейной компании, но такова жизнь. В ней всегда найдется место… Ну, в общем, тому, чему вчера еще не находилось.
Тюремщик, пущенный моей недрогнувшей рукой, спиной распахнул дверь и рухнул навзничь к ногам венценосного повелителя французов, гордо восседающего на резном, позолоченном, обитом бархатом стуле с элегантным отверстием посредине. Вельможи, присутствующие при этом церемониале, замерли, ошарашенные столь невежественным попранием священной буквы этикета, И лишь бесстрашный офицер-стулоносец [52] , как положено исполнявший свои обязанности в гербовой ливрее и при шпаге, не замедлил обнажить клинок, становясь на защиту государя. Сзади меня слышались гулкие шаги множества ног – д'Эпернон с жандармами шел на помощь придворному-герою.
– Я требую объяснений. Ваше Величество, – складывая руки на груди, процедил я.
Конечно, для пущей убедительности можно было выхватить шпагу и грозно помахать ей в воздухе, но это был уже моветон. Как первый пэр Франции, пусть даже его точная копия, я имел право присутствовать при утреннем туалете короля. И вместе со мной, поскольку королю не пристало ходить без свиты, здесь же могло находиться не более пяти моих придворных, получивших благодаря своему высокородству и многочисленным заслугам столь лестное право и завидную возможность. Понятное дело, начальник тюрьмы не тот человек, которого принято зачислять в ближний круг королевской курии, а манера появляться спиной вперед в монарших покоях не предусмотрена дворцовыми правилами, но все это можно списать на дикость и эксцентричность короля Наваррского. А вот обнаженная шпага, если только она не поднята в защиту государя, является оскорблением величества – преступлением весьма серьезным.
– Вы требуете объяснений?! – Генрих III, не вставая со своего временного трона, запахнул шлафрок из тончайшего. китайского шелка, украшенного живописными драконами; – Я что-то обязан вам объяснять?!
Анжуйские гвардейцы, замершие на пороге в созерцании разворачивающейся беседы двух венценосцев, переглядывались смущенно, не зная, то ли бросаться на меня, то ли сомкнуть караул вокруг короля Франции.
– Что еще за дикая причуда, дорогой кузен?
Я с трудом скрыл усмешку. В связи с поздним подъемом королевский канцлер со своей неизменной лазурной сафьяновой папкой, усеянной золотыми лилиями, еще не докладывал государю о положении дел в стране, о кознях соседей и об иных новостях, к которым относилось загадочное бегство из тюрьмы шевалье де Батца.
– Вчера, Ваше Величество, – продолжая стоять во все той же скульптурной позе, провозгласил я, – вы изволили угрожать расправой моему дворянину – шевалье Маноэлю де Батцу, повинному лишь в том, что на честной дуэли он поразил господина Луи де Беранже. Сегодня я узнаю, что он якобы сбежал из запертой камеры тюремного замка. Я спрашиваю у вас, Ваше Величество, возможно ли такое? В силах ли человек, не имея сподвижников на воле, совершить подобное деяние? Или же, может быть, и это более вероятно, Маноэль уже убит и его тело закопано в каком-нибудь темном углу тюремного двора? Я хочу знать, где мой слуга! Прошу вас ответить на это, государь!