– Можно было и блюдом. Но для начала его всё равно бы пришлось везти к тебе. А кроме того, на то, чтобы пронзить расстояние, уходит так много магической силы, что просто ужас. – Лендис вздохнула и хищно улыбнулась, что на её милом личике выглядело весьма настораживающе. – А магическая сила в ближайшие дни и мне, и тебе ещё очень пригодится. Кстати, что тут вчера происходило? Гром, молнии, пожар, туман, мороз… Нам пришлось торчать в море у входа в залив всю ночь! А утром, ты не поверишь, мы видели здесь в воде плавающий лёд, совсем как у нас в Оркнее.
– М-да, – хмыкнул я. – Почему же не поверю? Очень даже поверю. Ну, гром и пожар – это, скажем, мы с Лисом устроили, плюс одна знакомая виверна. А молнии, туман, мороз и айсберги – это дело рук Морганы.
– Вот как, – улыбнулась моя собеседница, – значит, Моргана и здесь творила чудеса. Очень славно. Хорошо бы, чтобы ей ещё пришлось выкинуть что-нибудь эдакое.
– Не дай бог! – замахал я на неё руками.
– Не беспокойся, – вновь расплылась в улыбке Лендис, – ведь я же с тобой. Я не дам тебя в обиду.
– Вот спасибо! – я отвесил кузине шутливый поклон. – Кто б меня ещё взял под защиту. Кстати, если ты уже всё просчитала и всё знаешь, может, подскажешь, что мне говорить доблестным соратникам по поводу услады глаз и бальзама для души, присланных владыкой Константинополя?
– Услада глаз? Бальзам души? Торвальд, когда хочешь, ты умеешь говорить красиво. А насчёт того, что говорить, милый мой, конечно же, я об этом подумала.
– Я чего-то не понимаю, – нахмурился я. – Ты что же, собираешься танцевать для Ллевелина, Ланселота и всей честной компании?
– Братец, ну как ты мог обо мне такое подумать? Миель! – она отдёрнула занавес паланкина. – Покажись сэру рыцарю.
Красавица, появившаяся из переносной кареты, шаловливо улыбнулась, оценивая произведённый на меня эффект, и чуть занавесила длиннющими ресницами голубые сапфиры глаз. Безусловно, она стоила всех превосходных эпитетов, произнесённых начальником стражи. А также всех тех, которые он, очевидно, из-за нехватки времени не успел произнести.
– Знакомься, Торвальд, это Миель, что в переводе на наш язык означает мёд. И если блеск, который я вижу в твоих глазах, свидетельствует о том, что она красавица, какую не во всяком поколении рождает этот мир, то я скажу тебе, что ты ещё не видел главного. Ты не знаешь, как она танцует. Поверь мне, в этом есть своё волшебство.
Мужчины клубятся вокруг неё, точно осы вокруг мёда, гордясь своей яркой раскраской и острым жалом. Но, слабые глупые существа, они обречены увязнуть в мёде и сгинуть навсегда, когда прельстятся её танцем. Так что ты, конечно, можешь показать своим боевым друзьям подарок императора, но я бы советовала тебе, не приняв, отослать его обратно с благодарностью. Это только повысит твою славу. Или уж, во всяком случае, не позволять Миель танцевать перед вашими начальниками. – Она вздохнула с деланной печалью. – Иначе они убьют друг друга за право обладать ею. А Британия достанется Мордреду. Решай сам, дорогой братец, корабль ещё в гавани…
– А э-э…
– «Капитан, очнись, Лендис не врёт. Это ж та самая: „А подать сюда девицу, шамаханскую царицу“. Отправляй её на фиг в Константинополь, Бомбей, Дамаск, в общем, куда подальше. Иначе золотого петушка на темечке я тебе гарантирую».
– «Лис, но ничего прекраснее я в жизни не видел!»
– «Всё, понял. Тогда позволь мне испортить эти сто с лихом фунтов мёда ложкой дёгтя: у тебя по окончании великого подвига ещё свиданка с Белой Дамой. Ты представляешь, какую она тебе сцену ревности закатит из-за этой гуманитарной помощи с Востока? Отправляй, это я тебе говорю! Иначе я сейчас разворачиваюсь и еду прямо к камере перехода, поскольку дальнейшее пребывание в этом мире для меня теряет всякий смысл».
– Да… ты права… Лендис, – едва размыкая сведённые судорогой скулы, выдавил я. – Я вынужден отказаться от подарка. Но сударыня, – я поклонился Миель, – расставание с вами для меня великое горе, и я глубоко сожалею, что не повстречал вас в другое время и при иных обстоятельствах.
Лендис подала знак, и Миель послушно скрылась в паланкине, хотя, как мне показалось, не без выражения некоторого разочарования на лице.
– «Умница, мальчик! Вернёмся домой, купи себе медаль в галантерее», – язвительно похвалил Сергей.
– Мой милый Торвальд, надеюсь, у тебя в обозе найдётся не слишком приметное местечко, в котором молодая женщина без ущерба для своей репутации может провести несколько дней.
– Да, конечно, – вздохнул я.
– И вот ещё что, если тебе не трудно, пусть еду приносит тот славный юноша, с которым ты гостил у меня. Кажется, его зовут Годвин.
– Да, – кивнув, точно лунатик, бросил я, глядя, как чернокожие невольники выносят из шатра паланкин с несравненной Миель.
– Торвальд, – хитроумная кузина положила свою нежную руку мне на плечо, – ты обижаешься на меня? Ты думаешь, я поманила тебя этим благоуханным цветком и заставила его исчезнуть? Поверь, это не так. Ты сделал правильный выбор. Миель – опасный подарок. Она не будет ничьей, как бы этого ни хотели те, кому дарит она свои улыбки. Зато теперь ты свободен от чар Белой Дамы. Или же ты намеревался после встречи в Камелоте отправиться прямиком в Замок, Который За Спиной? Ты очень неосмотрительно дал слово, братец!
– Да, – прошептал я, выходя из шатра и глядя, как процессия, сопровождающая неземную красавицу, возвращается к кораблю. – Ты права.
* * *
Армия вновь двинулась в поход, стремительно возвращаясь к Кориниуму, чтобы оттуда изо всех сил спешить к конечной цели наших странствий – воспетому легендами Камелоту. Теперь ни о каких задержках в пути речи уже не шло. Раненые были оставлены в Кордуэле, продовольствие на три дня навьючено на лошадей, шатры и вся прочая утварь под охраной небольшого отряда бросались в Кориниуме с наказом самим добираться до места. До встречи оставалось три дня. Всего лишь три, или целых три, это уж как посмотреть.
Оркнейцы наконец сменились из авангарда и двигались теперь в середине колонны. Я предпочитал отмалчиваться, терзаясь разлукой с прекрасной Миель и той волной разговоров, которую породили в войске подарок императора и мой отказ от него. Казалось, что в сплетнях идущей к Камелоту армии только-то и находилось место, что чудесам взятия Кордуэла и злосчастному византийскому купцу. Проинструктированная Лендис девушка перед отправкой таки явила толпе свой светлый лик, чтобы продемонстрировать наличие подарка и то, от чего я отказался ради, чёрт возьми, Британии.
Сама королева Каледонии с весьма относительным комфортом ехала в одной из двух оставшихся у нас повозок, рядом с походной кузней и запасными древками стрел и копий.
Моим соседом, следующим в колонне сразу за мной, был неистовый сэр Борс, кажется, весьма удручённый тем, что кони не имеют крыльев и не могут переносить нас с места на место со скоростью быстролётных кречетов. Злило его это несказанно, о чём он постоянно норовил мне поведать в самой экспрессивной форме, то есть голосом, способным разбудить мёртвого не хуже трубы архангела Гавриила.