– А ты вон куда забрался, – с какой-то странной интонацией произнес Ришар, подходя к брату и кладя ему руку на плечо.
– Капитан! – занервничал Лис. – Что-то тут не так. Посмотри, как он ступает!
Я кивнул и выпрямился во весь рост за загородкой. Шаги предводителя отряда были походкой хищника.
– Работаем по плану, – предупредил я. Однако на нас никто не успел обратить внимания.
– Как дома? Как Ализон? – завороженно глядя на воина, жизнерадостно спросил Люка.
– Дома? Нормально, – четко отвечал ему брат, не убирая руку с плеча и глядя прямо в глаза тяжелым взглядом. – Хорошо дома. А Ализон… Ализон бросилась со скалы головой вниз. На следующий день после того, как ты ушел, – спокойно промолвил Ришар, одним движением обнажая висевший на поясе кинжал и всаживая его по рукоять в живот Мишеля. Бельрун молча сорвался с места и, перемахнув через загородь, бросился к двум фигурам, неподвижно застывшим посреди двора. Мы ринулись следом. Широкоплечий воин резко выдернул клинок, брезгливо глядя на оседающего у его ног младшего брата.
– Она любила тебя. А я ей был не нужен, – закончил он, наклоняясь над телом своей жертвы, и аккуратно вытер оружие.
– Люка-а-а!!! – раздался неистовый отчаянный крик. На пороге дома стояла бледная Эжени, за ней вьфисовывалась фигурка Лауры… Ришар необыкновенно быстрым кошачьим движением выпрямился и, обернувшись, увидел нас. На его лице заиграла хищная улыбка. Он мгновенно отскочил от тела повер женного брата и бросился к вороному коню, свободно разгуливающему по двору, пытаясь поймать повод и выхватить из петли на луке седла боевой топор.
– Этот мой! – закричал я.
Краем глаза я успел заметить, как Эжени, словно сомнамбула, спустилась во двор и, все убыстряя шаг, кинулась к лежащему на земле любимому. Бельрун одним прыжком оказался между негодяем, уже успевшим схватить свой топор, и девушкой, одним ударом сбивая ее с ног. Я прыгнул на Ришара, оскалившегося в звериной усмешке. Глаза его были налиты кровью, ноздри раздувались, хриплое дыхание походило на рык. Мой противник рванул на себе ворот своей кожаной куртки, словно испытывая приступ удушья, и я с изумлением увидел, как ^селезная пластина, намертво приклепанная к буйволицей коже, отскочила в сторону. «Берсерк!» – автоматически отметил я, нанося первый удар. Ришар ловко отпрыгнул в сторону, занося топор для удара.
Ошеломленные нашей стремительной атакой, трое солдат бросили свою геройскую борьбу с визжащей свиньей и попытались было схватиться за оружие. Однако сделать они этого не успели. Впрочем, медлительность на этот раз спасла им жизнь. Лис, Сэнди и Бельрун сбили их с ног прежде, чем они успели что-либо предпринять.
Мы же, кружа по двору, продолжали обмениваться неистовыми ударами. Но разница была в том, что мой противник был нужен мне живым, а я ему – мертвым. Он был ловок. Очень ловок и силен. Но кровь берсерка, ударившая ему в голову, начисто лишала его спо собности видеть что-либо вокруг.
Я отбил его топор в сторону, демонстрируя атаку. Он молниеносно отскочил. Еще одна атака… Ришар попытался развернуться, чтобы уйти от моего удара…
– Ой! – раздался испуганный вскрик мельника, который оказался точно за спиной озверевшего воина. Тот не удержал равновесия, взмахнул руками и полетел на землю, роняя топор. Я тут же прыгнул, обрушиваясь коленями на его живот. Хрипло выдохнув воздух, он попытался дернуться и тут же получил серию ударов в лицо: Глаза его закатились, и мой противник потерял сознание.
– Лис; вяжи его немедля! Не теряй времени! – приказал я, подымаясь на ноги.
– Господи, Господи Боже мой! – с трудом поднимаясь с земли, запричитал обезумевший от страха мельник. – Ох! Что же вы натворили? – растерянно озираясь, продолжал он. – Что же теперь будет? Это же Ришар Жеверде, правая рука господина барона! Мне теперь не жить… Будь проклят тот час, когда я пустил вас сюда! – хозяин завыл, обхватив голову руками. – Что же будет? – повторял он.
– Молчи! – рявкнул я на него. – Ничего не будет. Я принц крови, а этот подлец ранил моего человека. Ты тут ни при чем!
Хозяин Буа-Мулен, не обращая на мои слова никакого внимания, продолжал причитать. Я махнул на него рукой и, не желая терять время на уговоры обезумевшего старика, быстро направился к Люка. Над ним уже склонился Деметриус, осматривая ужасную рану и что-то неодобрительно бурча себе под нос. Вокруг распростертого на земле тела темнела лужа крови, в которой, сама того не замечая, стояла на коленях Эжени. Люка лежал неподвижно, скорчившись и зажимая ладонями рану, из которой все еще, не переставая, сочилась кровь. Глаза его были закрыты – по-видимому, он был без сознания.
– Скорее неси тряпки! – бросил через плечо Деметриус стоящей за ним принцессе. – Да смотри, чтоб были чистые!
Лаура со всех ног кинулась в дом. Сзади ко мне подошел Лис. Я услышал, как он неодобрительно зацокал языком и тихо произнес:
– Этот уже не жилец…
Я предостерегающе поднял руку. И тут Эжени, сидящая на коленях над умирающим Люка со взглядом, устремленным в одну точку, неожиданно заговорила. Я поразился тому, как мертвенно-спокойно звучали ее слова. Пока она говорила, рука девушки автоматически гладила черные волосы Люка…
– Он всегда искал смерти… Всегда, с первого дня нашего знакомства. Тогда мне было пятнадцать лет, я выступала в труппе своего отца. Это была моя первая гастроль… Мы давали представление в городке Кармо. Я приглянулась какому-то вельможе, который ехал мимо. Он велел своим слугам схватить меня и привести к нему. Я кричала, отбивалась, но никто не осмелился прийти мне на помощь… – Эжени судорожно всхлипнула и продолжала дальше тем же бесцветным голосом: – Люка был в толпе, он смотрел наше пред ставление. Увидев, как слуги этого вельможи волокут меня, он выхватил у кого-то из крестьян вилы, подскочил к нам и одним ударом вогнал их в грудь насильника. Началась паника, все куда-то побежали… Люка в бешенстве набросился на слуг и голыми руками обратил их в бегство. К нам подбежал мой смертельно перепуганный отец и велел скорее бежать, пока нас не схватили. Дал нам коня… И тогда Люка в первый раз взглянул мне в глаза, подхватил на руки… Мы мчались, мчались… – плечи девушки затряслись от беззвучного плача. Она попыталась судорожно прижать к себе голову раненого…
– Осторожнее! – вскричал Деметриус. – Двигать его нельзя, пойдет кровь!
Лаура бросилась обнимать рыдающую Эжени.
– Он никогда не мог простить себе этого убийства! Все время повторял, что жить недостоин! Эта его вера! – наездница уткнулась в плечо принцессы и намертво вцепилась ей в руку. Четверо сильных, здоровых мужчин стояли, переминаясь с ноги на ногу, и ничем не могли помочь ни несчастной девушке, ни нашему умирающему другу. Чувство абсолютной, вопиющей беспомощности переполняло нас, доводя до бешенства… И все же мы ничего не могли сделать.
И тут умирающий Мишель Жеверде открыл глаза. Мы все невольно вздрогнули – настолько разительным был контраст между искаженным невыносимым страданием лицом и выражением этих глаз. Они сияли неуемной радостью, начисто заглушающей чувство боли.