Среди ликующих Даниил видел и персов, и, конечно же, вавилонян, и черных как ночь нубийцев, и светлоликих эллинов. Казалось, не было народа под солнцем и луной, не возносившего нынче хвалу небесам.

Среди множества лиц царь эборейский увидел два, весьма отличных от виденных им прежде желтоватым цветом кожи. Пожилой человек с редкой бороденкой что-то оживленно говорил малышу лет шести, указывая на пророка.

– Откуда ты? – крикнул старику Даниил. – Говоришь ли на здешних языках?

Возница придержал коней, давая возможность царю побеседовать с незнакомцем.

– Плохо, – на ломаном, но довольно сносном персидском языке отвечал, кланяясь, старик с узкими раскосыми глазами. – Весть о мудрости твоей долетела до Поднебесного царства. Я привел внука Кун-Цзы, чтобы он своими глазами узрел тебя и рассказал о том своим внукам…

– Стойте! Стойте! – послышалось впереди кортежа. – Стойте, говорю вам! Кого восхваляете вы, несчастные?! Или же глаза ваши замело песком, и не видите вы, что сей юнец не может быть Даниилом?!

Перед колесницей, едва не бросаясь под ноги коней, опираясь на посох, стоял убеленный сединами аскетичного вида старец. Телохранители эборейского царя бросились, чтобы оттянуть смутьяна в сторону, но царь жестом остановил их.

– Кто ты, старик? И чего хочешь?

– Кто?! Увы, не вижу я среди тех, кто следует за тобою, кого-либо кто мог бы узнать меня. Но истинно говорю, и пред небом в том клянусь. Я – Даниил!

Толпа замерла, точно прокравшийся меж людей демон вмиг похитил все языки.

– Да, это так, ты воистину тот человек, который рабом был пригнан сюда из далекой земли и представлен ко двору царя Навуходоносора, – послышался голос Амердата, сидевшего на камне со свитком пергамента и пером в руках. – Ты воистину тот, кто семь седмин назад без вести пропал из этого города, когда в печи были казнены три сотоварища твоих.

– Я спасал царскую кровь! – гордо развел плечи старец. – И сокровища духа народа моего, среди коих псалмы Соломона и Книга Пророчеств, именуемая эборейской Сибиллой. Увы, много лун назад, когда я молился у священных стен Харана, кто-то стащил у меня суму с драгоценными текстами.

– Она цела. – Царь эбореев сошел с колесницы и направился к старцу. – Она цела, – повторил он. – И если праведный Амердат говорит, что сей достойный муж и впрямь Даниил, пусть примет он ношу мою.

Он снял с себя блистающий золотом, переливающийся драгоценными каменьями венец и возложил его на голову старца.

– А! Каково?! – Мардук потер руки, поворачиваясь к Энки. – Я же говорил, что моя возьмет!

– Вообще-то Даниил – мой персонаж, – пожал плечами сын Амердата.

– Кто бы спорил?! Но есть такое понятие, как тактика непрямых действий. Вот гляди, что сейчас будет.

– Я долго молил Господа! – кричал новый венценосец. – Оплакивал потерю, прося его даровать спасение народу моему и дать отечество изгнанным! Многие годы провел я в молитвах! И вот явился ко мне ангел Божий и сказал: «Отвали камень, на коем покоится глава твоя в часы сна». Я сделал так, и вот что нашел я. – Громогласный вещатель запустил руку за пазуху и вытащил оттуда несколько разбитых кусков прозрачного синего камня.

– Скрижаль Первозавета! – восхищенно прошептал развенчанный кумир эбореев, чувствуя странное волнение. – Хвала тебе, Господи!

Рывком он выхватил из поясной сумы лучезарный сампир, и только блеснул на солнце заветный камень, как осколки сами собой вырвались из рук старца и, точно притянутые магнитом, срослись вокруг «Души Первозавета», образуя небольшую круглую табличку с письменами, начертанными вдоль ее края.

– Осанна! – многоголосно раздалось вокруг. – Свершилось предвещанное! Осанна!

– Ну как? – гордо улыбнулся Мардук, указывая на объемное изображение происходящего.

– Живописно, – подтвердил Энки.

– Кстати, где ты взял эти заповеди?

– В одной старой книге из библиотеки отца. У нее как раз и название подходящее – «Когда наступит вчера».

– Возлюби себя, ибо в тебе есть Я, и ты совершеннейшее воплощение и частица Творца предвечного… – прочитал седобородый Даниил, глядя на круглую Скрижаль в руках чернобородого Даниила. – Здесь лишь четыре заповеди, но как знать, где здесь первая, где вторая? Ведь они идут по кругу?

– Никак, – покачал головой его собеседник. – Все они на своем месте, и все одинаково важны. Возлюби ближнего своего, – продолжил он, отчего-то не глядя на сапфировый диск, – ибо он – как ты, лишь в единении ваша сила. Возлюби Творца, ибо все есть Он, и всякое творение есть воздаяние могуществу его. Возлюби этот мир, ибо ты в нем творец и воля твоя хранит и преображает его.

– Ну вот и все! – Мардук удовлетворенно хрустнул пальцами. – Безнадежное дело – тягаться с богами! Энки, давай, пожалуй, выпьем за успешное окончание… Постой! – Повелитель судеб вскочил и, опрокидывая стол, прыгнул к экрану. – Зачем он снимает венец?! Почему возлагает на голову этому проходимцу?! О-о-о!!!

ЭПИЛОГ

Если прошлое можно забыть, значит, его не было.

Констебль Стив Мердок с удивлением взирал на косматого детину, спящего на скамейке в маленьком садике возле его дома. Когда юная Джессика Мердок, вбежав на веранду, закричала отцу, что у них в саду отдыхает какой-то гладиатор, почтенный констебль чуть было не поперхнулся утренним чаем. Однако до Дня Дураков было еще далеко, и Стив отправился проверить сообщение дочери.

Детина и впрямь был похож на гладиатора, или уж кого там показывают в этих дурацких фильмах о старых временах. Без малого семи футов росту с огромными шарами мускулов – ни дать ни взять молодой Шварценеггер. При упоминании этого президента США Стив невольно покачал головой.

«Должно быть, актер, – подумал Мердок, трогая пальцем сверкающие пластины доспехов. – И меч вот этот наверняка бутафорский».

Он аккуратно, стараясь не разбудить гиганта, потянул оружие из ножен. Меч выглядел столь же бутафорским, как его собственный кольт. «Проклятие, – себе под нос пробормотал констебль. – Что за странные дела?»

– Эй, Джессика! – вполголоса подозвал он дочь. – Ты точно никогда раньше не видела этого парня?

– Нет, папа, – покачала головой девушка, внимательно разглядывая спящего атлета. – Такого бы я наверняка запомнила.

– Странно, – еще раз повторил Мердок, обходя скамейку. – Ага, а это что?

На длинном шнурке с шеи спящего, подобно остановившемуся маятнику, свисало некое устройство – помесь старинного амулета с мобильным телефоном.

Констебль Мердок, стараясь не потревожить силача, высвободил странную вещицу, попавшую меж досок скамейки, и поднес ее к глазам. Едва занятная штуковина оказалась у него в руках, поверхность ее засветилась, превращая полированную обсидиановую пластину в небольшой дисплей.