Мбонга между тем восстановил в деревне порядок и спокойствие. Чернокожие не слыхали крика Тантора, зато у Тарзана блеснула неясная надежда при звуке знакомого голоса.

Чернокожие повели его в избу, и приставили к нему стражу, поручив ей стеречь его до начала ночной оргии, среди которой он должен был найти смерть в невероятных изысканных пытках. При звуке голоса Тантора Тарзан поднял голову и огласил воздух диким, оглушительным криком. Мороз прошел по коже суеверных негров, и в разные стороны разбежалась испуганная стража, забыв, что у пленника крепко связаны руки.

С копьями наперевес стали они затем медленно подходить к неподвижному гиганту. Слабо донесся издалека другой, ответный крик. Тарзан с облегчением вздохнул и спокойно двинулся по направлению к своей темнице.

День подходил к концу. Чернокожие делали приготовления к ночному пиршеству. Тарзану через дверь было видно из хижины, как женщины топят печки и ставят на них наполненные водою глиняные горшки; но все его внимание было сосредоточено на мысли об идущем к нему на помощь Танторе.

Даже Тарзан не был уверен в том, что слон откликнется на его зов. Тарзан знал Тантора лучше, чем тот знал самого себя. Он знал, какое трусливое сердце бьется в этом громадном теле. Он знал, какой ужас внушает мощному слону запах Гомангани, и с приближением ночи последняя надежда покинула его. Со стоическим спокойствием дикого зверя готовился он встретить смерть.

В течение всего дня он работал над стягивавшими кисти его рук веревками. Медленно стали они поддаваться. Может быть, ему удастся освободить руки прежде, чем его поведут на бойню, и в таком случае – тут Тарзан провел языком по своим засохшим губам. Холодная, тяжелая усмешка скривила его рот. Ярко рисовалась ему картина того, как он руками сожмет мягкое тело негра, а белыми своими зубами перегрызет врагу горло. Они почувствуют на себе силу его гнева, прежде чем сумеют расправиться с ним!

И вот они пришли – татуированные, раскрашенные воины – еще более страшные, чем их создала природа. Они открыли ему двери его тюрьмы и повели на свежий воздух. Громкими криками встретила Тарзана возбужденная толпа, собравшаяся на улице.

Пинками гнали они его вперед. Они спешили привязать Тарзана к позорному столбу, чтобы сделать необходимые приготовления к казни, и пляской смерти отпраздновать отход Тарзана в иной мир. Тарзан напряг свои мощные мускулы и сильным движением сбросил с себя оковы. Быстрее мысли кинулся он на стражу.

Один воин упал со стоном и криком на землю, сраженный ударом, другого Тарзан схватил за грудь. Ногти его впились в горло врага. С полсотни негров набросилось на него и повалили наземь.

Человек-обезьяна дрался, кусался и царапался – он заимствовал этот способ борьбы у своих диких собратьев, исполинских обезьян. Он дрался, как затравленный хищный зверь. Его сила, ловкость, мужество и сметка могли ему помочь выйти победителем из рукопашной схватки с пятью – шестью людьми, но даже Тарзан-обезьяна должен был неминуемо пасть под натиском полсотни лютых негров.

Они его одолевали, хотя многим он нанес ужасные раны, а двое из них лежали неподвижно среди барахтающихся тел.

Справиться с ним было еще возможно, но как его связать? Отчаянная получасовая схватка убедила их в тщетности их усилий. Поэтому Мбонга, который, как и все мудрые правители, держался во время потасовки благоразумно в стороне, приказал убить Тарзана копьем. Копьеносец медленно направился сквозь толпу дерущихся к своей жертве.

Он занес копье над своей головой и прицелился. Он выжидал удобной минуты, чтобы попасть в белого гиганта, не задев негров. Все ближе и ближе подходил он, следя за движениями дерущихся. Низкие горловые звуки, которые издавал человек-обезьяна, приводили в ужас черного воина, и он пятился назад, боясь попасться в страшные объятия мощных рук.

Долгожданный момент, наконец, наступил. Он замахнулся копьем, напряг мускулы, перекатывавшиеся под лоснящейся эбеновой кожей. У самого частокола деревни вдруг раздался оглушительный треск. Поднятая рука воина опустилась, и негр бросил беглый взгляд туда, откуда доносился шум.

При свете огней он разглядел огромную темную массу, несущуюся напролом. Словно соломинку, снесла она на своем пути частокол и мчалась дальше. В следующее мгновение он увидел слона Тантора, который с грохотом ворвался в деревню.

Чернокожие в ужасе разбежались в разные стороны. Большинство воинов, сражавшихся с Тарзаном, вовремя заметили приближение слона и пустились в бегство. Некоторые в пылу сражения не обращали внимания на подозрительные звуки, свидетельствовавшие о близости огромного четвероногого.

Тантор бросился на них с оглушительным ревом. Через минуту он уже находился среди барахтающихся тел и чуть не раздавил истекающего кровью, но все еще сопротивлявшегося Тарзана.

Один из воинов, дравшихся с Тарзаном, поднял кверху глаза. Над ним возвышалась огромная, темная туша слона с глазами, отсвечивавшими огонь костров, – отвратительными маленькими жестокими глазами. Воин закричал и тотчас же был поднят огромным хоботом высоко в воздух. В следующее мгновение тело воина, описав в воздухе кривую линию, упало среди мечущейся из стороны в сторону толпы.

Второго и третьего воина постигла та же печальная участь. Остальных Тантор раскидал своим хоботом в разные стороны, и они лежали на траве, некоторые неподвижно, другие охая и стеная.

Мбонга нашел своих воинов за пределами деревни. Жадными глазами глядел этот охотник за слоновой костью на огромные клыки животного. Мбонга собрал своих воинов; он велел им вооружиться другими, более тяжелыми копьями и идти на слона; но в то же время Тантор вскинул на свою огромную голову Тарзана и, повернувшись задом, умчался со своей ношей через сломанный частокол в джунгли.

Охотники за слоновой костью, может быть, и правы, утверждая, что слон не окажет такой услуги человеку; но Тарзан для Тантора не был человеком – он был таким же зверем джунглей, как и сам Тантор.

Слон Тантор и Тарзан расквитались, и случай этот еще крепче спаял их узами дружбы. Тарзан еще больше привязался к огромному животному, на котором он ребенком ездил по джунглям верхом в лунную тропическую ночь при свете ярких звезд.

III БОРЬБА ЗА БАЛУ

Тика стала матерью. Это событие нашло у Тарзана более горячий отклик, чем у самого отца – Тога. Тарзан любил Тику. Несмотря на близость материнства, Тика, в отличие от других своих однолеток – мрачных, гордых своей зрелостью самок племени Керчака – сохранила безудержную веселость и любовь к играм. Усовершенствованные изобретательным Тарзаном игры в пятнашки и прятки приводили ее теперь в неменьший восторг, чем прежние примитивные забавы.

Местом игры служили верхушки деревьев. Быстро и незаметно проходило время в интересной, захватывающей игре в пятнашки. Тарзан увлекался ею, а друзья его детства относились теперь свысока к этому ребяческому времяпрепровождению. Тика же принимала живое участие в игре вплоть до самого рождения детеныша; но с появлением на свет своего первенца она круто изменилась.