Волокнистая конечность отделилась от туловища твари, когда ее пасть была уже перед моим носом. Я опрокинулся навзничь. Сквозь обморочный туман я видел, как Анжелина тащит меня по земле. Тварь снова заговорила. Громко, хрипло.
— Неужели это страшилище… читает мои… Я сел и потер саднящую шею. Надо же, чуть ни прикончила!
— Как самочувствие?
— Больно! Но в целом — терпимо.
Я опустил глаза. Нож и правая рука были покрыты вязкой жидкостью, а в другой руке я все еще сжимал отсеченную конечность с красным шаром.
— Давай вернемся к океану, — произнес я так же хрипло, как и телепатка-душительница, которая все еще исторгала мешанину из обрывков наших мыслей. — Хочу отмыться от этой гадости и узнать, годится ли в пищу наша добыча.
— Давай я ее понесу, — предложила Анжелина. — И советую пошевеливаться, а то это чудо-юдо, чего доброго, за нами поползет.
Конечно, она шутила, но у меня от этой шутки прибавилось сил. Скоро мы вернулись на берег, я отскреб и отмыл запекшуюся кровь. Рядом со мной Анжелина полоскала шар в воде.
— Дай-ка нож, — попросила она. — Сейчас моя очередь отведать туземной пищи.
— Он же размяк.
— Я быстро.
Я не успел ее остановить. Она разрезала шар, мякоть оказалась влажной, ярко-красной, волокнистой. Больше всего она напоминала мясо. Анжелина отрезала ломтик, понюхала.
— Запах вроде ничего.
— Не надо, — сказал я. Но опоздал. Она сунула ломтик в рот, быстро разжевала и проглотила.
— Недурно. Нечто среднее между морепродуктами и конфетами.
— Не стоило этого делать.
— Почему? Кто-то ведь должен был попробовать. К тому же сейчас действительно моя очередь. И я пока отлично себя чувствую. Ладно, по крайней мере, знаем теперь, почему тропа огибала полянку.
— Ой! — Я коснулся ободранной шеи. — Ты была права, и больше мы не будем сходить с тропы. Эта тварь — здешний аналог рыбы-удильщика. Один к одному.
— «Рыба-удильщик»?
— Угу. Она живет в океанских глубинах. У нее есть орган наподобие удочки — стебелек растет из макушки, а на кончике фонарик качается, перед самым ртом. Отсюда и название. Фонарик сияет во мраке, другие рыбы плывут на свет и попадают в пасть к удильщику.
— А зачем этой зверюге читать мысли? Я тяжело вздохнул и пожал плечами.
— Кто знает? Должно быть, это как-то действует на местные организмы. Что ты делаешь?
Она отрезала еще кусочек красного шара и прожевала.
— Ем. А ты что подумал?
Я смотрел на движущиеся тени и прикидывал, сколько времени прошло с тех пор, как я оказался здесь. Анжелина посмотрела мне в лицо, а затем погладила по руке.
— Бедняжка Джим. Не бойся, я здорова, только есть очень хочется.
— Дай и мне попробовать. Может, этот яд убивает избирательно, по половому признаку.
— Очень остроумно. — Анжелина насупилась.
— Извини, я, конечно, глупость сморозил. Должно быть, обстановка на психику действует.
Я отрезал, разжевал и проглотил.
— А знаешь, ничего. Но я не собираюсь идти за другим шариком, когда мы этот съедим.
— Как скажешь. Кстати, ты заметил? Опять стемнело.
— Заметил. Предлагаю поспать, а на рассвете пройти дальше по тропе. Согласна?
— Согласна.
Когда нас разбудили лучи солнца, мы пребывали в добром здравии и очень хотели есть. Мы разделили и проглотили остатки трофея, запили океанской водой, зевнули, потянулись и посмотрели на тропу.
— Можно сегодня я ножик понесу? — спросила Анжелина. — Буду прорубать дорогу сквозь заросли.
— Его больше нет. — Я показал на песок, там осталось влажное пятно в форме ножа.
— Ничего, найду подходящий камень.
Она подобрала камень, отдаленно напоминающий топор — традиционное оружие человечества. Я безуспешно поискал другой такой же, затем набил карманы галькой. Анжелина пошла впереди. Она ничуть не уступала мне силой и ловкостью, а ее рефлексам я всегда завидовал. Вдобавок я никогда не решался дискутировать с нею на тему равенства полов.
Отдохнувшие и сытые, мы шли довольно быстро. На этот раз мы благоразумно обогнули охотничьи угодья коварной твари. Я только на секунду остановился, чтобы запустить в нее камнем, которым только для этого и запасся. Он смачно влепился в бок, и зверюга яростно взмахнула «удочками».
— Эх, была бы у меня… мощная пила… — сказала тварь.
— Это ты подумала? — спросил я жену.
— А то кто же?
Мы одолели последний, самый крутой участок тропы и взобрались на гребень холма. И остановились.
— Что-то новенькое, — сказала Анжелина. Зеленый растительный покров обрывался перед нами — четко по гребню, словно отрезанный по линейке.
Впереди лежала котловина. Ни единого признака жизни. Песок, камень и ничего кроме. Бесплодная пустыня.
— Ты говорила, на этой планете дождей не бывает? — спросил я.
— На моей памяти ни разу не было.
— Пойди тут дождь, стеклянные организмы сразу прикажут долго жить. Это означает также, что углеродная и хлорофилловая жизнь не может удалиться от океана. Держу пари, она либо пускает корни, либо собирает влагу из воздуха. А здесь влаги нет, а значит, нет и жизни.
— Но тропа есть. — Анжелина показала вперед.
— Интересно. Полагаю, стоит по ней пройти. Мы пошли. Тропа попетляла, огибая камни величиной с дома, и вывела нас на песчаную равнину.
— Это еще что за диво? — спросила Анжелина.
Я не нашелся с ответом.
На песке стояла небольшая пирамида, по всей видимости, каменная. Монолитная, но полая. Это сразу стало ясно. Верхушка отсутствовала, и нам удалось заглянуть внутрь. Но еще любопытнее выглядела другая пирамида, она была чуть повыше и стояла неподалеку. И тоже имела наверху отверстие. А рядом с ней — третья, а за третьей — четвертая… Целый ряд пересекал пустыню строго по прямой, у всех пирамид были отверстия наверху, причем каждое шире предыдущего.
— Инопланетная загадка, — бодро сказал я. Анжелина пренебрежительно фыркнула. Она не считала, что над этой загадкой стоит ломать голову.
Мы сошли с тропинки и двинулись вдоль ряда пирамид. Насчитали больше тридцати, и последняя была выше нас.
— Взгляни-ка, — указала на ее верхушку Анжелина. — Целехонька. Гипотезы?
Я смущенно промолчал, что со мной бывает нечасто.
— Хочешь, объясню? — спросила она.