— Капрал Форже из секции Лепелетье. Я видел, как этот бандит задушил женщину, чтобы обокрасть ее. Смотри!
«Нападавший» выпустил из руки кошелек, и золотые монеты заблестели в пыли, зажигая странные огоньки в глазах кабатчика и вышедших следом за ним на улицу посетителей.
— И что, по-твоему, мы должны делать со всем этим?
— Ее отнесите в погреб, где похолоднее, я пришлю за ней солдат Национальной гвардии. Я вижу, что она женщина из народа, за нее надо отомстить.
— Национальная гвардия? — проворчал хозяин «Виноградной лозы». — Здесь ее не слишком любят. А этот человек — один из наших постоянных клиентов. Мне бы не хотелось…
— Но он убил эту женщину, я все видел своими глазами! Ладно уж, услуга за услугу. Оставь в кошельке только одну монету, а остальные возьми себе и поделись с этими добрыми людьми.
«Добрые люди» были больше похожи на разбойников с большой дороги, и при виде их физиономий любого бросило бы в дрожь, но такой разговор им пришелся по душе. Кроме того, услуга, оказанная капралу Форже, становилась чуть ли не свидетельством благонадежности, что для этих разбойников было достаточно важно в эти тяжелые времена, когда все только и говорили что о добропорядочности и добродетели.
— Иди за твоими товарищами, гражданин, мы ими займемся, — сказал кабатчик, хватая за шиворот «постоянного посетителя», вознамерившегося смыться. Потом он осветил фонарем лицо мертвой женщины. — Я ее не знаю, а ты?
— Может быть, сейчас посмотрим. — Де Бац наклонился к трупу. — Ну, конечно, я ее знаю! Я ее видел совсем недавно в Консьержери, она там следила за австриячкой. Ее муж Арель будет очень недоволен, да и Фукье-Тенвиль тоже.
Этими словами барон окончательно завоевал публику. Когда задержанного отвели в погреб и заперли там, золотые монеты уже исчезли.
— Мы тебя ждем, гражданин капрал, — объявил кабатчик. — Можешь нам верить — он от нас не убежит!
Спустя час сообщник гражданки Арель был арестован. Оказалось, что это Луи-Гийом Арман, тот самый человек, по доносу которого барона едва не арестовали в доме Русселя после возвращения из Лондона. Де Бац пожалел, что не знал этого раньше. Так легко было убить и его тоже! Но тогда бы капрал Форже не приобрел статус привилегированного лица в кабачке «Виноградная лоза», где работали агенты графа д'Антрэга и графа Прованского, рвущегося к престолу брата Людовика XVI…
Жану де Бацу суждено было еще не раз пожалеть о том, что он не убил Армана в ту ночь. Этот человек в тюрьме не засиделся. Он был знаком со всеми тюрьмами Парижа, потому что в каждой из них ему пришлось посидеть с тем или иным заключенным в роли «подсадной утки». Его услуги слишком высоко ценили в правительственных кругах. Арману очень быстро вернули свободу, которой он не преминул воспользоваться.
Между тем Мишони изо всех сил старался доказать, что лишь случайно оказался замешанным в этом скандале, и с потрясающим правдоподобием играл роль дурачка. Он «не желал брать на себя никакой ответственности за попытку гражданина Гуса освободить австриячку, поскольку никак не мог подозревать его в излишнем сочувствии к вдове Капет». Мишони знал, что может легко свалить всю вину на Ружвиля, потому что де Бац успел спрятать шевалье в заброшенных выработках на Монмартре. Тем не менее главному инспектору тюрем не поверили и препроводили его в тюрьму Форс.
Однако больше всех от неудавшейся попытки побега пострадала королева. Двух жандармов — Жильбера и Дюфрена — уволили, супругов Ришар отослали. Только молодой Розали Ламорльер разрешили оставаться на своем месте, но камеру стали обыскивать ежедневно и очень тщательно. У узницы отобрали два последних кольца, и даже рубашки ей теперь выдавали по одной. Жандармы отныне сидели прямо в ее камере и без всяких колебаний будили королеву среди ночи, чтобы обыскать ее постель. Заговор лишь усугубил ее и без того тяжелую участь.
Де Бац, чье имя не было даже упомянуто, отлично это понимал и глубоко страдал. Убийство гражданки Арель не облегчило его мук. Он все время корил себя за то, что не догадался устранить ее раньше. Если бы не эта женщина, горевшая злобой и ненавистью, королева уже была бы в безопасности по другую сторону границы! Мари, к которой он сразу же вернулся, стала свидетельницей бессонных ночей, когда Жан без устали ходил по кабинету или бродил по саду, словно ища между деревьями ответа на вопросы, которые мучили его.
Первые две ночи Мари даже не пыталась вмешиваться. Она уже переживала нечто подобное после казни короля и слишком любила Жана, чтобы не чувствовать его страданий. Она даже забыла о своих собственных тревогах. Но на третью ночь, услышав, как скрипнула высокая стеклянная дверь, Мари накинула легкий капот и вышла следом за Жаном в сад.
Барон сидел, на каменной скамье, поставленной с таким расчетом, чтобы сидящий мог любоваться цветущими розами. Однако де Бацу было не до роз. Он был настолько поглощен своими мрачными мыслями, что даже не услышал легких шагов Мари и не вздрогнул, когда рука молодой женщины коснулась его плеча. Естественным жестом он накрыл ладонью нежные пальчики.
— Ты не спишь?
— Как я могу уснуть, когда ты так мучаешься? Поверь мне, Жан, ты незаслуженно упрекаешь себя. Никого из вас не в чем упрекнуть. Ни Мишони, ни Ружвиля, который сейчас переживает настоящий ад. Ведь он страстно влюблен в королеву.
— Ангел мой, но это не меняет того факта, что мы не приняли необходимых мер предосторожности.
— Вы могли быть осторожнее в сотню, в тысячу раз, но это ничего бы не изменило. Все мы бессильны против Судьбы.
— А ты полагаешь, что участь королевы предрешена? Не отвечая на вопрос, Мари села на скамью рядом с любимым, и Жан обнял ее за плечи.
— Пока тебя не было, — заговорила она, — меня навещал Лагарп. Я его сама об этом попросила.
— Тебе захотелось послушать его стихи? Мне кажется, они не настолько хороши…
— Дело не в стихах. Лагарп никогда не рассказывал тебе о знаменитом ужине у принца де Бово в 1788 году?
— О том самом, на котором Казотт сделал свои странные предсказания? Да, Лагарп как-то говорил мне об этом, но дело было давно. Мне известно, что Казотт предсказал кровавую революцию. Но ты же знаешь, что Лагарп действует мне на нервы и я предпочитаю не вступать с ним в долгие беседы.
— А я его спросила об этом во время обеда с Шабо и попросила приехать, чтобы он мог рассказать мне обо всем подробнее. Так вот, ты должен знать, что Казотт предсказал смерть и короля, и королевы! Не мучай себя, Жан. Что бы ты ни делал, Мария-Антуанетта все равно умрет. Ты можешь только постараться сделать так, чтобы вместе с ней не умерли многие. Тебе известно об аресте Софи Дютийель?
— Подругу Ружвиля арестовали? Бедняжка, она же ни в чем не виновата! Ее единственное преступление в том, что она любит шевалье так же сильно, как он любит королеву.
— Так почему вместо того, чтобы предаваться печали, ты не попробуешь ее спасти? Хотя бы ее! — прошептала Мари и, не сумев справиться со слезами, всхлипнула.