Все вокруг дышало покоем, нигде не горел свет. Ему пришлось повторить условный сигнал трижды, прежде чем раздался заспанный голос Бире-Тиссо:
— Кто там?
— Это я, Питу! Открывай, и поживее!
Зазвенели ключи, звякнули засовы, но ворота приоткрылись, и Питу проворно проскользнул в узкую щель. — Он здесь?
— Барон? Разумеется! Он спит, но лег совсем недавно… К нему приехали друзья, они вместе ужинали.
— Немедленно разбудить всех! Сюда направляется отряд секции Лепелетье, чтобы обыскать дом. О бароне я позабочусь сам.
Де Бац встретил приятеля наверху лестницы, завернувшись в уютный халат. Рядом стояла Мари, прислонившись к его плечу.
В нескольких словах Анж Питу рассказал о том, что случилось.
— Вы этим обязаны вашему новому другу Майяру! — с ненавистью заключил он. — Вы все должны бежать, и как можно скорее!
— Нет, — твердо сказала Мари и вышла вперед. — Жан действительно должен скрыться, а у меня для этого нет никаких причин. Как раз напротив, я должна остаться! Эти люди собираются обыскать мой дом? Ради бога, на здоровье. Уж я найду что им сказать…
— Мари, это безумие! — запротестовал де Бац и обнял ее. — Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя одну?
— Вот как? Но мне не привыкать оставаться одной, — упрекнула она его с улыбкой. — Кстати, почему, хотела бы я знать, вы говорите мне «ты» в присутствии посторонних? У вас нет выбора, барон, мне нечего бояться: мои бумаги в порядке, у меня есть свидетельство гражданской благонадежности, составленное по всей форме. Вы должны только уничтожить все следы вашего присутствия в доме. Заберите одежду, бумаги, все, что может вызвать подозрение. А потом мы все ляжем спать, — добавила она, обращаясь к гостям, которые подошли к ним. Это были маркиз де Лагиш, Сартиж и старый актер Мариньян, к которому Мари питала искреннюю симпатию и который жил у нее уже несколько дней.
— Вы хотите, чтобы их всех арестовали? — возмутился де Бац.
Ему ответил маркиз де Лагиш:
— Мари права. У нас нет времени, чтобы привести дом в порядок таким образом, чтобы ничто не выдавало нашего недавнего присутствия. Правда, мы с Сартижем живем сейчас под вымышленными именами, но наши фальшивые документы отлично сделаны. Поскорее беги отсюда, мой дорогой Бац. А мы разойдемся по нашим комнатам, погасим свечи и станем ждать. Я надеюсь хорошо сыграть свою роль, — с улыбкой закончил маркиз.
Де Бац обвел взглядом решительные лица своих гостей и слуг, которые стояли здесь же. Все они были преисполнены отваги.
— Надо торопиться! — вмешался Питу. — Они скоро будут здесь. Я помогу нашему другу собрать вещи. Главное — позаботиться о бумагах, которые не должны попасть в руки врага.
Но барон не слушал его. Он подошел к Мари и обнял ее:
— Идем со мной, ангел мой! Я не могу смириться с мыслью, что ты подвергаешь себя бессмысленному риску. Мне бы так хотелось остаться рядом с тобой…
— А я этого не желаю! Подумайте о… обо всех тех, кто нуждается в вас! И потом, мне нечего бояться.
Мари поднялась наверх в сопровождении Питу. Анж сложил в кожаный мешок вещи Баца, которых, впрочем, оказалось совсем немного, а Жан тем временем освобождал свой кабинет, собирая деньги и бумаги. Последних тоже было немного: барон отлично знал, что ни один дом во Франции теперь не может считаться надежным убежищем. В любую минуту могут явиться представители Коммуны и обыскать его. Уже давно он перенес самые важные документы в тайный погреб — туда, где стоял станок для печатания ассигнаций. Барон был уверен, что там до них никто не доберется.
В доме не светилось ни одно окно, когда барон и Питу проходили через сад и перелезли через стену, отделяющую имение от парка замка Баньоле, бывшей резиденции герцога Орлеанского. Заброшенный парк медленно дичал, и мужчинам не составило труда скрыться в зарослях.
В это время Вернь, Лафосс и их люди, злые и уставшие, добрались наконец до деревни. В Шаронне они разбудили мэра, Жана Пипреля, и главу местного поста Национальной гвардии, чтобы совершенно легально обыскать поместье опасного заговорщика. Мэр хорошо знал Мари Гранмезон и начал с того, что послал куда подальше незваных ночных гостей. Но те заявили, что действуют по приказу Комитета общественной безопасности, и Пипрель не решился с ними спорить. Он послал за Жаном Панье, который командовал солдатами Национальной гвардии, и они все вместе отправились к дому гражданки Гранмезон.
Мари великолепно справилась со своей ролью. Когда солдаты вошли во двор, она появилась на пороге в батистовом пеньюаре, украшенном кружевами и бледно-голубыми лентами, и сложила руки на груди. Мари отлично изобразила женщину, поднятую с постели среди ночи. Она была так красива и грациозна, что Вернь и Лафосс машинально поклонились ей.
— Мы не тебя ищем, гражданка Гранмезон, — насколько мог вежливо сказал Вернь. — Нам нужен барон де Бац. Все знают, что он твой любовник…
— Не стану с вами спорить, но его здесь нет.
— Ты одна в доме?
— Со мной слуги и несколько друзей. Они ужинали у меня и остались ночевать. Вот и они. — Мари указала на троих мужчин, тоже вышедших на крыльцо.
— А Баца здесь нет?
— Я не видела его уже недели две. — Это мы сейчас проверим! Эй, вы, обыщите-ка этот дом! А мы пока допросим тебя, твоих слуг и твоих друзей.
Обыск и допрос длились несколько часов. Особняк обыскали от подвала до чердака, солдаты прочесали сад, а тем временем Вернь, усевшись за стол в беседке-ротонде, с которого еще не убрали после ужина, допрашивал по очереди слуг и друзей Мари, не забывая поглощать остатки пирога, шедевра повара Ролле.
Мари допрашивал Лафосс, усадив молодую женщину в углу гостиной. Ей казалось, что он поддается ее чарам, но, будучи не слишком большого ума, этот человек только и мог, что повторять на все лады один и тот же вопрос: «Где Бац?» Лафосс лишь менял интонацию, переходя от угрожающего тона к доброжелательному и обещая, что ее немедленно оставят в покое, если она скажет, где он скрывается. Но молодая женщина, в нежном голосе которой не было ни малейшего признака нетерпения или усталости, снова и снова отвечала ему, что она этого не знает. И это было правдой, хотя Мари и подозревала, что Жан может скрываться в Венсеннском лесу, ожидая, пока откроют ворота и он сможет попасть в город.
Наконец в гостиную вошел Вернь.
— Мы забираем всех! — рявкнул он. — Иди оденься, гражданка.
Мари повиновалась, не протестуя; она даже вздохнула с облегчением, когда увидела, что обыск не причинил слишком много вреда.
Поднявшись к себе, Мари надела светло-серое шерстяное платье под цвет глаз, отделанное черным бархатом, манжетами из белого муслина, не забыв про обязательную косынку. На всякий случай она положила в кожаный мешочек немного белья, щетку для волос и пачку ассигнаций. Она знала, что в тюрьмах за все надо платить, и понимала, что деньги понадобятся ей самой — или Маргарите и Николь. Что-то подсказывало ей, что она не скоро вновь увидит свой милый дом. Если вообще ей удастся сюда когда-нибудь вернуться…