Этот вопрос поставил в тупик мистера Мондера.
— Можем ли мы, — продолжала ключница, — публично говорить о том, что произошло в нашем доме? Не будет ли это противоречить желанию мистрисс Фрэнклэнд? Она желает, чтобы мы осторожно, как можно скрытнее наблюдали за поведением этой женщины и чтобы потом посмотрели, куда она уйдет. Я не смею советовать вам, мистер Мондер, но что касается до меня, то я умываю руки в этом деле и не принимаю на себя ответственности за отступление от инструкций мистрисс Фрэнклэнд.
Мистер Мондер колебался. Между тем дядя Джозеф увидел, что ключница заговорилась, медленно пошел к двери и совершенно покойно обратился к Бэтси с просьбой показать дорогу к выходу.
Бэтси посмотрела на ключницу, но ключница жестом показала ей, что она должна обращаться за приказаниями к мистеру Мондеру.
— Бэтси, — повторил дядя Джозеф. — Неужели вы, моя милая, оглохли? Я прошу вас показать дорогу к выходу.
— Подождите! — вскричал нетерпеливо мистер Мондер. — Я требую, чтобы вы подождали, сэр!
— Вы требуете? Хорошо, хорошо! Если вы ведете себя невежливо, то это не дает мне повода быть тоже невежей. Мы подождем немного.
Проговорив это с своей обыкновенной вежливостью, мистер Бухман, проговорил тихо племяннице:
— Сара, дитя мое. Я, кажется, порядком напугал этого болтуна. Сейчас мы уйдем отсюда.
Между тем мистер Мондер продолжал шептаться с ключницей, тщетно усиливаясь сохранить спокойный вид высшего авторитета.
— Во всем, что вы мне сказали, мэм, есть значительная доля правды. Но вы говорите об этой женщине, между тем как я говорю о мужчине. Не потребовать ли мне, чтобы он сказал свою фамилию и адрес.
— А вы думаете, что этот человек скажет вам свою настоящую фамилию или свой настоящий адрес? — спросила мистрисс Пентрис. — Я не смею противиться вашему мнению, но должна признаться, что я уверена в противном. Предположим, что вы их задержите и объявите о них суду. Как же это сделать? Во-первых, судья отсюда далеко, добрых две мили; а во-вторых, вы рискуете оскорбить, мистрисс Фрэнклэнд, обвиняя эту женщину, потому что, хотя этот иностранец на все способен, а ключи взяла все-таки она, а не он. Не так ли?
— Совершенно справедливо, совершенно справедливо! — воскликнул мистер Мондер. — Странно, как я упустил из виду это обстоятельство! Совершенно справедливо!
— Я полагаю, что лучше было бы, — продолжала ключница, — поступить, как сказано в письме: выпустить обоих, и послать кого-нибудь присматривать за ними. Можно послать садовникова мальчика за ними, он теперь в западном саду. Если их выпустить из южной двери, он догонит их…
— Замечательно, мистрисс Пентрис, что, когда я сел к столу, мне самому пришла в голову мысль о садовниковом Джаке…
Терпение дяди Джозефа начало истощаться.
— Я должен сказать вам последнее слово, сэр, — обратился к нему мистер Мондер. — Вы не думайте, что ваше буйство и невежество произвело на меня какое-нибудь действие. Совершенно нет. Может быть, между иностранцами из этого началась бы ссора, но между англичанами ничего подобного не должно быть.
Старик пожал плечами и, улыбаясь, подошел опять к племяннице. Между тем мистер Мондер продолжал совещаться с ключницею. Сара просила дядю уйти, ничего не дожидаясь, но старик не соглашался.
— Мистер Мондер! Мистер Мондер! — прошептала ключница и этими словами предупредила взрыв негодования, которое было вызвано снова пожатием плеч и улыбкою дяди Джозефа.
— Пока вы будете говорить с этим негодяем, я сбегаю в сад и скажу Джаку, что ему делать.
— Ступайте, мэм, — важно отвечал мистер Мондер, помолчав немного.
— Что это значит? Куда она побежала? — прошептала торопливо Сара, когда ключница шмыгнула мимо них.
— Теперь, сэр, — сказал дворецкий, остановившись на пороге, заложив руки за спину и гордо подняв голову. — Теперь не угодно ли вам, сэр и вам, мэм, выслушать мое последнее слово. Скажите мне решительно: получу ли я от вас удовлетворительное объяснение, для какой цели взяты были ключи, или нет?
— Разумеется, получите, — отвечал дядя Джозеф. — Я повторю, если вам угодно, то же объяснение, которое уже имел честь вам представить. Угодно вам еще раз выслушать его? Другого объяснения мы дать не можем.
— Не можете? — спросил мистер Мондер. — Не можете? Так извольте идти из этого дома. Ступайте! — добавил он тоном негодующего авторитета. — Да, сэр! Мне не нужны ни ваши поклоны, ни ваша болтовня; я презираю их, ступайте, куда вам угодно! Проводи их, Бэтси! Я умываю руки, я отпускаю вас. Покажи им выход, Бэтси! Я смотрю на все с презрением!
— А я, сэр, — отвечал дядя Джозеф самым вежливым образом, что, впрочем, означало его крайнее негодование, — я никак не могу смотреть на вас с почтением. Я, маленький иностранец, отвечаю на презрение толстого англичанина таким презрением, какое может чувствовать человек к человеку. Прощайте. Благодарю вас!
Дядя поклонился, взял под руку племянницу и пошел за Бэтси по длинному коридору, ведущему к южному выходу, предоставив мистеру Мондеру негодовать наедине с самим собою.
Минут через десять, возвратилась ключница и увидела, что дворецкий в сильном волнении ходил взад и вперед по ее комнате.
— Успокойтесь, мистер Мондер, — сказала ключница, они уж ушли, и Джак побежал на дорогу.
Вышедши из замка, дядя Джозеф долгое время не говорил ни слова. Пройдя мимо восточной стены, он остановился, посмотрел на замок, потом на племянницу, опять на замок и наконец произнес:
— Я очень опечален, Сара. Я очень опечален. Это была, как говорят англичане, плохая проделка.
Полагая, что старик говорит о сцене, происшедшей в комнате ключницы, Сара начала просить извинения, что была невольным поводом к ссоре с таким неприятным человеком, как мистер Мондер.
— Нет! Нет! Нет! — вскричал дядя. — Я не об них говорю. Бог с ними, с этими злыми чудовищами! Я говорю о вещах, которые касаются тебя и меня, потому что все, что важно для тебя, дитя мое, то важно и для твоего дяди. Пойдем скорее, я доскажу на дороге — вижу, ты опять начинаешь пугаться. Пойдем! Возьмем наш багаж в гостинице, и поскорее прочь из этой дикой страны!
— Да, да, поскорее!
Они повернули на ту же дорогу, по которой шли к Портдженскому замку, а за ними, шагах во ста, шел Джак с заступом на плече. Когда они останавливались, останавливался и он и начинал тыкать заступом в землю, показывая вид будто работает на дороге. В надежде получить обещанные ключницею шесть пенсов Джак строго исполнял инструкцию мистрисс Пентрис и ни на минуту не упускал из виду странных чужеземцев.
— Теперь я скажу тебе, дитя мое, что меня печалит, — сказал старик, выйдя на большую дорогу. — Меня печалит то, что мы совершили это путешествие, подвергали себя неприятностям и ничего не сделали. Одно слово, которое ты мне сказала шепотом, очнувшись от обморока, это слово, доказало мне, что мы ходили в эту тюрьму напрасно. И это слово глубоко опечалило меня. Да, дитя мое, это была плохая проделка.