Дальше они ехали в молчании, прерываемом только стуком копыт Росинанта. Пересекли местную железнодорожную ветку, а там, за поворотом у подножия невысоких холмов, показались крыши домов деревни Анкретон.
— В общем, я хочу сказать, — вновь заговорила мисс Орринкурт, — что, когда согласилась приехать сюда к Нодди, понятия не имела, что меня ожидает. Вот те крест святой, не имела! Со стороны все вроде здорово. Замок наверху расположен, а мой врач говорит, что это хорошо для моей груди. Да и занятий особо никаких нет. Голос у меня не то чтобы очень, для танца не хватает дыхания, а в «настоящем театре» шея болеть начинает. Ну и что остается?
Поставленная в тупик самим вопросом (в который уж раз в Анкретоне), Трой сказала:
— Полагаю, после жизни в городе чувствуешь себя в деревне немного странно.
— Ну да, откровенно говоря, это как разминка перед смертью. Не то чтобы я считаю, будто здесь нельзя ничего устроить для демобилизованных. Ну, вы понимаете, о чем я. Воскресные вечеринки для этих ребят, развлечения всякие, игры. И никаких Анкредов. Правда, против Седрика я ничего не имею. Конечно, он один из них, но мне всегда казалось, что вообще-то они по-своему хорошо умеют коктейли смешивать. Я все продумала. Что-то ведь надо делать, планы выстраивать, а? Как угадать, что тебя за ближайшим поворотом ждет? Но когда я устрою вечер в баронском зале — никаких Анкредов. Это уж как пить дать, никаких Анкредов.
— И сэра Генри тоже? — поддела ее Трой.
— Об этом, — сказала мисс Орринкурт, — я позже подумаю, если вы понимаете, что имеется в виду.
— О Господи! — Трой невольно так и подпрыгнула.
— Еще раз повторяю, Нодди мне очень нравится. Но это странная жизнь, и с ней надо считаться. Приятно, доложу вам, когда есть с кем поговорить. С кем-нибудь не из Анкредов. Даже Седрику я не могу до конца довериться, ведь он наследник и не может смотреть на вещи моими глазами.
— Наверное, нет.
— Вот именно. Хоть вообще-то он очень мил со мной. — Тонкий голосок окреп. — И не думайте, будто я не знаю почему, — добавила мисс Орринкурт. — Ему, дурачку, все время не хватает наличных, и он хочет чтобы я использовала свое влияние на Нодди. Он остался с носом, когда эти плясуны сорвали свой куш, обратился к евреям, тоже без толку, а теперь не знает, куда и податься. Дома он боится показываться. Приходится ждать, пока я не определюсь так или иначе. Ладно, там видно будет. Мне в общем-то все равно, — беспокойно заерзала она, — лишь бы со мной все утряслось.
Они сидели друг против друга. Трой вгляделась в красиво подкрашенное лицо своей спутницы. Позади нее поднимался лес, подобный видению, недвижный, пронизываемый нитями тумана. На этом темном фоне лицо, подумалось Трой, напоминает посмертную маску работы какого-нибудь сюрреалиста.
В морозном воздухе что-то негромко прозвенело.
— По-моему, это кошка мяучит, — сказала Трой, останавливая Росинанта.
— Ну, вы даете! — закашлялась сквозь смех мисс Орринкурт. — Кошка мяучит! Не кошка это, а мои легкие, дорогая. Проклятый ночной воздух когда-нибудь прикончит меня. Может, подстегнете эту скотину?
Трой дернула вожжи, и копыта сразу степенно зацокали по единственной замощенной улице Анкретона. Вскоре они остановились у небольшой аптеки, по совместительству бывшей и промтоварным магазином.
— Может, я возьму, что вам там надо? — предложила Трой.
— Спасибо. Вряд ли в магазине есть что-нибудь интересное. Духов там точно нет. Еще раз спасибо, дорогая. Это какое-то средство против стригущего лишая у детей. По заказу врача. Оно должно быть готово.
Пожилой аптекарь с румяными щеками протянул Трой две соединенные вместе бутылки. К одной был прикреплен конверт.
— Это для детей, там в поместье? — осведомился аптекарь. — Ну да, конечно. А маленькая — для сэра Генри.
Взбираясь назад на двуколку, Трой обнаружила, что аптекарь последовал за ней и теперь стоит на тротуаре.
— Там этикетки есть, — озабоченно предупредил он. — Не откажите в любезности обратить внимание на инструкции, они там, внутри. Дозировка, знаете ли, меняется. Она зависит от веса пациента. Доктор Уизерс специально просил меня обратить на это внимание мисс Эйбл. Между прочим, очень необычный рецепт. Таллия ацетат. Да. Этикетки на обеих бутылках. Спасибо. Надо быть очень внимательным… Извините, у нас кончилась оберточная бумага. Всего наилучшего. — Он коротко, как при коклюше, откашлялся и метнулся к себе в магазин. Трой уже была готова развернуть Росинанта, когда мисс Орринкурт, попросив ее обождать немного, выбралась наружу и зашла в магазин. Через несколько минут она появилась на пороге. В кармане у нее явно лежало что-то тяжелое.
— Глаз кое на что лег, дорогая, — пояснила она. — Хо-хо! Ну что ж — домой, и не надо жалеть лошадей.
На обратном пути она говорила только о детском стригущем лишае. Рот она прикрывала воротником своего мехового пальто, потому голос звучал словно из преисподней.
— Скверно, а, не повезло так не повезло. Я про бедняжку Пэнти. Через всю голову, а ведь волосы, можно сказать, ее единственное достояние.
— Вы с Пэнти вроде бы друзья? — спросила Трой.
— Жуткий ребенок, право слово. Жуткий. Чего только не выкидывает. Каково? Малюет кисточкой на зеркале Нодди. И чтобы она там ни думала, разве можно вот так, в открытую? Еще пара таких фокусов, и привет, хотя сама она этого, может, не понимает. Мать, естественно, в ярости. Вам известно, что в завещании ребенок стоит на первом месте? Но если она и впредь будет так же шутить, то разом слетит оттуда. А краска на ваших перилах? По-моему, это вообще край.
— Откуда вы узнали об этом? — Трой пристально посмотрела на свою спутницу.
Та сильно закашлялась.
— Вот идиотизм, — глухо выдохнула она, — как можно было выходить из дома в такой туман? Извините, Бога ради, совсем не могу говорить.
— Это Пэнти вам сказала? — настаивала Трой. — Потому что я никому не говорила. Она действительно призналась, что сделала это?
Мощный приступ кашля не позволил мисс Орринкурт ответить, но, по-прежнему прижимая воротник ко рту, она трижды мигнула своими устремленными на Трой огромными красивыми глазами.
— Ну а я никогда в это не верила, — медленно выговорила Трой, — никогда.
Плечи мисс Орринкурт дернулись и задрожали. «Будь я проклята, — подумала Трой, — да ведь она же смеется».
В тот же самый вечер произошла яростная стычка между Полом и Фенеллой с одной стороны и сэром Генри — с другой. Случилось это, когда сэр Генри и Трой играли в триктрак. Ему в конце концов удалось убедить ее обучиться этой сложной и захватывающей игре. И она получала бы от нее еще большее удовольствие, если бы почти в самом начале не обнаружила, что ее соперник ненавидит проигрывать. Ей, как и всякому, кто играет в первый раз, везло, и это повергало сэра Генри в глубочайшую грусть. Он пытался объяснить, какие возможны комбинации в одновременном броске двух костей, заметив при этом с некоторым самодовольством, что он лично вполне овладел этой техникой. Трой в этих объяснениях ничего не поняла и принялась просто передвигать фигуры по доске. Ее занимали сами фигуры, к победе она не стремилась. При этом ей сопутствовала какая-то сверхъестественная удача. Сэр Генри начал игру в высшей степени галантно, частенько находя повод погладить Трой по ладони, но вскоре посерьезнел, затем начал морщиться и наконец совсем помрачнел. Члены семьи, знавшие о его слабости, наблюдали за происходящим в напряженном молчании. Трой делала ходы как придется. Сэр Генри яростно бросал кости. В какой-то момент, к ее немалому облегчению, фортуна повернулась к ней спиной. Она промахнулась раз, другой и, подняв голову, увидела, что Фенелла и Пол смотрят на нее с величайшим беспокойством. Сэр Генри, с другой стороны, набирал очки и вскоре повел в счете. Пол и Фенелла обменялись взглядами. Фенелла кивнула и побледнела.