— Да?
— Она была совершенно откровенна. Этот союз оскорблял ее вкус. Вот и все.
— А что она думает обо всем этом деле, я имею в виду письма и все остальное?
— То же, что и я.
— Что вся история — просто плод воображения со стороны некоторых наиболее впечатлительных членов семьи?
— Да.
— Не возражаете, если я встречусь с ней?
Молчание, вдруг повисшее в комнате, длилось не более мгновения — краткая заминка в ровном звучании голосов собеседников, — и тем не менее Аллейну оно показалось красноречивым. Хозяйка словно бы поморщилась от неожиданной боли и взяла себя в руки, чтобы скрыть ее. Она наклонилась вперед и заговорила с особенной откровенностью:
— Мистер Аллейн, хочу попросить вас об одолжении. Оставьте, пожалуйста, Фенеллу в покое. Девушка она чрезвычайно ранимая и чувствительная. Чрезвычайно. По-настоящему. В этом смысле она отличается от Анкредов с их деланной чувствительностью. Вся эта неприятная возня вокруг ее помолвки, шок от смерти деда, а тут еще эта мрачная, жуткая история — в общем, все это совершенно выбило ее из колеи. Она оказалась случайной свидетельницей вашего звонка, когда мы уславливались об этой встрече, и даже это произвело на нее гнетущее впечатление. Я отослала ее, и Пола тоже. Прошу вас проявить понимание и оставить ее в покое.
Аллейн заколебался, подыскивая наиболее вежливую форму отказа, а также раздумывая, нет ли у ее нервозности более веских оснований, чем то, что он только что услышал.
— Поверьте, — настаивала она, — Фенелла вам ничем не поможет.
Не успел он ответить, в комнату вошла Фенелла в сопровождении Пола.
— Извини, мама, — поспешно проговорила она звонким голосом. — Я знаю, ты не хотела, чтобы я была здесь. Но так надо. Есть нечто такое, чего мистер Аллейн не знает, и я должна сказать ему это.
Впоследствии, когда он рассказывал Трой о появлении Фенеллы, Аллейн заметил, что более всего его поразило тогда savoir-faire [51] Дженетты Анкред. Ясно, что такого поворота событий она не ожидала и внутренне была потрясена. Тем не менее самообладание ей не изменило, какие изменила и легкая ирония, всегда ощутимая в ее изысканных манерах.
— Какой сюрприз, дорогая. Мистер Аллейн, это моя девочка Фенелла, а это мой племянник Пол Анкред.
— Извините за вторжение, — начала Фенелла. — Добрый день. Нельзя ли поговорить с вами? — Она протянула Аллейну руку.
— Только не сейчас, — возразила ее мать. — Мы с мистером Аллейном немного заняты. Нельзя ли немного отложить, дорогая?
Фенелла нетерпеливо, нервно сжимала его руку.
— Ну пожалуйста, — прошептала она.
— Почему бы нам ее не послушать, миссис Анкред? — предложил Аллейн.
— Это важно, мама. Честное слово.
— Пол, может, ты утихомиришь эту сумасбродку?
— Мне тоже кажется, что это важно, тетя Джен.
— Дорогие мои дети, ну откуда вам знать…
— Так уж получилось, тетя Джен. Мы вполне хладнокровно все обсудили. Мы отдаем себе отчет в том, что сказанное нами может получить широкий отклик и вызвать семейный скандал, — с чем-то похожим на удовлетворение продолжал Пол. — Не то чтобы эта перспектива нас так увлекала, но любой другой путь был бы нечестным.
— Мы становимся под сень закона, — громко проговорила Фенелла. — Было бы нелогично и нечестно пытаться обойти правосудие ради спасения лица семьи. Мы отдаем себе отчет, что имеем дело с довольно отталкивающей ситуацией. Но принимаем на себя ответственность, верно, Пол?
— Да. Нам это не нравится, но иначе нельзя.
— О Господи, — выдохнула Дженетта, — ну к чему весь этот пафос? Анкреды, настоящие Анкреды — оба!
— Ты ошибаешься, мама. Ты ведь даже не знаешь, что мы собираемся сказать. Это не театр, это дело принципа, можно даже сказать жертва.
— И вы, будучи в своих глазах людьми высоких принципов, готовы ее принести. Мистер Аллейн, — словно бы продолжала Дженетта, — в конце концов, с вами-то мы разговариваем на одном языке. Потому самым серьезным образом прошу вас отнестись к тому, что скажут эти смешные дети, с большой долей скепсиса.
— Мама, это важно.
— Ну что ж, послушаем, — сказал Аллейн.
Как он и ожидал, Дженетта уступила с юмором и достоинством.
— Ладно, если мы так уж нуждаемся в поучениях… Да вы хоть присядьте и бедному мистеру Аллейну позвольте сесть.
Фенелла повиновалась с какой-то неуловимой прелестью, столь свойственной всем Анкредам женского пола. Трой права, Фенелла — очаровательная девушка. Непринужденность матери дополнялась в ней наследственной красотой Анкредов, некоей аристократической утонченностью. Такая может сделать честь семье, подумал Аллейн.
— Мы с Полом, — сразу же начала Фенелла, глотая слова, — много говорили на эту тему. С тем самых пор, как получили письма. Поначалу мы решили, что не будем ни во что ввязываться. Люди, способные на такое, думалось нам, — это же нечто невообразимое, даже подумать страшно, что это мог сделать кто-то из домашних. Мы были абсолютно убеждены, что сказанное в письмах — гнусный обман.
— Именно это, — без выражения заметила ее мать, — я только что сказала мистеру Аллейну. Право, дорогая…
— Да, но это еще не все, — нетерпеливо прервала ее Фенелла. — Нельзя же просто пожать плечами и сказать: какой ужас. Извини, мама, но это совершенно в духе вашего поколения. Легкость в мыслях. В некотором роде можно сказать, что такое отношение к вещам приводит к войнам. Во всяком случае, так кажется нам с Полом. Верно, Пол?
— Мне кажется, тетя Джен, — решительно заявил Пол, у которого раскраснелись щеки, — Фенелла вот что хочет сказать: нельзя от всего отмахиваться со словами — мол, чепуха все это, яйца выеденного не стоит. Потому что это не так, все намного серьезнее. Если Соня Орринкурт не отравила деда, значит, в доме есть некто желающий, чтобы ее повесили за проступок, которого она не совершала, а это фактически равно утверждению, что в доме живет убийца. Верно, сэр? — Пол повернулся к Аллейну.
— Не обязательно, — возразил он. — Ложное обвинение может быть выдвинуто в уверенности, что это правда.
— Только не тем, — покачала головой Фенелла, — кто рассылает анонимки. К тому же, пусть такая уверенность и была, обвинение-то, мы это знаем, все равно ложное, и правильнее всего было бы так и сказать и… и… — она запнулась, сердито покачала головой и закончила, по-детски запинаясь, — заставить тех, кто это сделал, признаться, и пусть заплатят хорошенько.
— Может, выстроим все по порядку? — предложил Аллейн. — Вы утверждаете, что сказанное в письме — ложь. Откуда вам это известно?