Подтянутую до сей поры кверху ткань шатра опустили, снаружи поставили констеблей. Освещенный изнутри шатер сиял посреди темного парка, словно надувной шарик в алую и белую полоску. По стенам его двигались, вырастая и пропадая, искаженные тени. Внутри работали эксперты.
В маленькой комнатке, в обычное время служившей кабинетом посольскому кастеляну, Аллейн с Гибсоном пытались добиться от миссис Кокбурн-Монфор хотя бы одного вразумительного ответа.
Визжать она уже перестала, но судя по выражению ее лица, могла в любую минуту начать сызнова. Лицо покрывали полоски туши, рот был приоткрыт, она то и дело дергала себя двумя пальцами за нижнюю губу. Пообок от нее стоял муж, Полковник, держа нелепый в его руках пузырек с нюхательной солью.
Три женщины в лавандовых платьях, шапочках и элегантных передничках рядком сидели вдоль стены, словно дожидаясь, когда их выпустят на стену, чтобы они исполнили какой-нибудь танец субреток. Та, что покрупнее, служила в полиции и носила чин сержанта.
За столом расположился еще один сержант, мужчина и в форме, а на самом столе бочком сидел Аллейн, разглядывая миссис Кокбурн-Монфор. Рядом с ним, ухватив себя за нижнюю челюсть так, словно в ней сосредоточился весь его нуждавшийся в срочном усмирении крутой нрав, возвышался Гибсон.
Аллейн говорил:
– Миссис Кокбурн-Монфор, нам всем ужасно жаль, что приходится приставать к вам с вопросами, но дело действительно не терпит отлагательств. Итак. Я собираюсь повторить, насколько смогу, то, что вы нам, как мне представляется, рассказали, и если я ошибусь, очень вас прошу, очень, прервите меня и укажите ошибку. Договорились?
– Ну же, Крисси, старушка, давай, – встрял ее муж, – побольше мужества, Крисси. Все уже позади. На-ка!
Он протянул жене пузырек, но она, не взглянув, оттолкнула его руку.
– Вы, – продолжал Аллейн, – находились в дамской туалетной. Вы пришли сюда в то время, когда гости переходили из залы в парк, и собирались присоединиться к мужу уже в парке, перед началом концерта. Других гостей в туалетной не было, зато были вот эти леди, горничные. Правильно? Хорошо. Дальше. У вас возникла потребность воспользоваться одной из четырех кабинок, второй слева. Вы еще находились в ней, когда погас свет. Пока, стало быть, я все излагаю верно?
Она кивнула, переводя взгляд с Аллейна на мужа.
– Теперь следующий эпизод. Только постарайтесь изложить его по возможности четко. Что произошло после того, как погас свет?
– Я совершенно не понимаю, что тут произошло. Вернее – почему. Я же вам говорила. Я в самом деле думаю, – миссис Кокбурн-Монфор выдавливала из себя слова, будто зубную пасту из тюбика, – что могла лишиться рассудка. Я была так потрясена. Думала, что меня убьют. Правда. Хьюги...
– Ради Бога, Крисси, соберись с духом. Никто же тебя не убил. Валяй дальше. Чем быстрей все расскажешь, тем быстрей мы уберемся отсюда.
– Ты такой черствый, – сказала она и повернулась к Аллейну. – Правда? Он очень черствый.
Впрочем, после некоторого количества уговоров она согласилась валять дальше.
– Я была еще там, – сказала она. – В уборной. Правда! Так все неловко вышло. Свет погас, но через окошко наверху снаружи проникали какие-то отблески. Я решила, что они связаны с представлением. Ну, вы знаете. Эти барабаны, танцы. Я знала, что ты будешь сердиться, Хьюги, дожидаясь меня снаружи, потому что концерт уже начался и вообще, но что тут можно было поделать?
– Да все в порядке. Все понимают, что ты съела что-то не то.
– Да, и тут они закончились – танцы и барабанный бой – и... и я тоже закончила и уже собралась выходить, как вдруг дверь распахнулась и ударила меня. Очень сильно. По... по спине. И он меня схватил. За руку. Так грубо. И вышвырнул наружу. Я вся ободрана, дрожу, у меня шок, а вы меня здесь держите. Он меня так швырнул, что я упала. В туалетной. Там было гораздо темней, чем в уборной. Непроглядная тьма. И я лежала там, а снаружи хлопали в ладоши, а потом послышалась музыка и голос. Голос может и чудесный, но мне, лежавшей там, ушибленной, потрясенной, он показался завываньем погибшей души.
– Продолжайте, пожалуйста.
– И тут этот жуткий выстрел. Совсем рядом. Громыхнуло прямо в уборной. А за ним – секунды не прошло – он выскочил наружу и как пнет меня ногой.
– Ногой! Ты хочешь сказать, он намеренно...
– Он об меня споткнулся, – сказала миссис Кокбурн-Монфор. – Чуть не упал, вот и вышло, что пнул. А я решила, что он и меня застрелит. Ну и конечно завизжала. Во весь голос.
– И что?
– И он удрал.
– А потом?
– А потом вбежали вот эти трое, – она показала на горничных. – Рыскали там в темноте и тоже меня пинали. Случайно, конечно.
Трое женщин шевельнулись на своих стульях.
– Откуда они появились?
– Да откуда мне знать! Хотя нет, я знаю, потому что слышала, как хлопнула дверь. Они были в других трех кабинках.
– Все трое?
Аллейн взглянул на женщину-сержанта. Она встала.
– Итак? – спросил он.
– Мы хотели взглянуть на Карбо, сэр, – сказала женщина. – Он был совсем рядом. Пел.
– И, полагаю, вы, все трое, залезли на сиденья.
– Сэр.
– Попозже поговорим. Садитесь.
– Сэр.
– Ну хорошо, миссис Кокбурн-Монфор, что произошло следом за этим?
Оказалось, у кого-то нашелся фонарик, при свете которого они подняли миссис Кокбурн-Монфор на ноги.
– Фонарь был у вас? – спросил Аллейн женщину-сержанта. Та подтвердила, что да, у нее. Миссис Кокбурн-Монфор продолжала вопить, в парке и в доме слышался шум. Потом зажегся свет.
– И вот эта женщина, – сказала миссис Кокбурн-Монфор, показывая на сержанта, – да-да, вот эта самая. Вы знаете, что она сделала?
– Видимо, хлопнула вас по щеке, чтобы вы замолчали.
– Да как она смела! После всего, что я пережила. Еще и орала на меня, приставала с вопросами. А потом имела наглость заявить, что не может век здесь торчать, и оставила меня на этих двух. Хотя, должна сказать, у них-то хватило такта дать мне таблетку аспирина.
– Очень этому рад, – учтиво сказал Аллейн. – Теперь я задам вам вопрос, а вы постарайтесь ответить на него как можно точнее. У вас сохранилось какое-либо впечатление о внешнем облике этого мужчины? Все-таки некоторое количество отраженного света, проникавшего через окошки вверху, здесь было. Удалось ли вам увидеть его, хотя бы на миг?
– О да, – совершенно спокойным голосом сказала она. – Да, удалось. Это был черный.