— Сделайте еще пару снимков, Томпсон. — Фокс деревянно поднялся и после долгой паузы сказал: — Где вы сидели, мистер Аллейн?
— Рядом с гостями Пастерна. В нескольких ярдах от сцены.
— Ну и повезло же, — только и сказал мистер Фокс.
— Не будьте так уверены, — возразил старший инспектор Аллейн. Сев к столу, он закурил. — Но без сомнения, положение щекотливое, Братец Лис. [23] Я не должен вмешиваться в ваше расследование, сами понимаете.
Фокс издал короткий саркастический звук.
— Разумеется, теперь главный вы, сэр.
— Но хотя бы я могу сделать заявление. Мне лучше с самого начала предостеречь, что по большей части я наблюдал за экстраординарным стариканом Пастерном. Ну и странная же он личность!
— Полагаю, — флегматично сказал Фокс, — вы сейчас скажете, сэр, что были его фэгом [24] в Итоне.
Аллейн улыбнулся этой попытке его поддеть.
— Тогда я, наверное, провел бы остаток жизни в приюте для умалишенных. Нет, я собирался сказать, что, наблюдая за ним, не обращал внимания на остальных. Например, я заметил, что он действительно целился из какого-то револьвера в этого человека и, когда стрелял, был от него не более чем в семи футах.
— Вот это уже больше похоже на дело. — Фокс снова открыл свой блокнот. — Если вы не против, мистер Аллейн? — сурово добавил он.
— Злорадствуете, да? — усмехнулся Аллейн. — Что ж, «Мальчики» выступили с чертовски глупым номером, крутили зонтики от дождя и от солнца, как стайка престарелых хористок, и я заметил, что один, очень вычурная французская штучка из черных с белым кружев, доставляет массу неприятностей, саксофонисту приходилось запускать в него руку по локоть, чтобы он не закрылся.
— Вот как? — Фокс поднял глаза на Томпсона. — Вам следует разыскать зонт.
Томпсон вышел. Подошел с инжектором Бейли и склонился над орудием убийства.
— Наверное, мне следует подробнее описать последний номер, — сказал Аллейн и исполнил обещанное. Его голос звучал неторопливо и размеренно. Вернулся с черно-белым зонтом Томпсон.
— Это точно он, сэр, — сказал он. — Одной секции палки не хватает. Посмотрите сюда. И никакой застежки, которая не давала бы закрыться.
Он положил зонт возле стрелки.
— Неплохо, — одобрил Фокс. — Теперь сделайте снимки.
Еще трижды сфотографировав орудие убийства, Томпсон завернул его в платок и убрал в саквояж Фокса.
— Упакую в защитную пленку, когда закончим, мистер Фокс, — пообещал он, и по кивку Фокса Томпсон и Бейли удалились со своим снаряжением.
— …когда был произведен выстрел, — говорил Аллейн, — он развернулся лицом к лорду Пастерну, к залу стоял вполоборота и спиной к дирижеру. Он выгнулся назад под гротескным углом, инструмент поднят. Он находился прямо под стрелкой метронома, которая не двигалась. После хлопка он развернулся еще больше и чуток выпрямился. Аккордеон, если так называется его инструмент, издал несколько нот по нисходящей и адски замычал. Колени у покойного подкосились, он упал на них, сел на пятки, а потом повалился, но развернулся и рухнул на спину, инструмент прикрывал его от зрителей. В то же время один из музыкантов сделал вид, что в него попала пуля. Я не мог ясно видеть Риверу, потому что луч прожектора перешел на старого Пастерна, который после секундного замешательства расстрелял остальные патроны. Еще трое из «Мальчиков» оркестра комично зашатались, словно он в них попал. Что-то показалось тут не так. У всех был такой вид, будто они точно не знают, что дальше. Однако лорд Пастерн отдал револьвер Морено, а тот прицелился в него и спустил курок. Последний патрон был отстрелян, поэтому раздался только щелчок. С гадливым лицом Морено переломил револьвер, убрал его в карман и сделал красноречивый жест, мол, «С меня довольно, продолжайте», а тогда лорд Пастерн с жаром набросился на барабаны и поднял адский шум. Выглядел он экстраординарно: глаза остекленели, потел, улыбался кривенько и подергивался над барабанами. В пожилом пэре Англии такое не может не напутать, впрочем, он, разумеется, сумасшедший как мартовский заяц. Мы с Трой пришли в снобистский ужас. Вот тут со сполохами мигающих лампочек включился метроном. Раньше стрелка указывала прямо на Риверу. Официант бросил венок дирижеру, который стал на колени возле Риверы и плюхнул ему на грудь венок. Он пощупал ему сердце, посмотрел на Риверу пристально и, нагнувшись над телом, начал шарить под венком. Затем он повернулся вроде как удивленно к старому Пастерну. Потом сказал что-то типам с носилками. Когда Риверу уносили, венок скрывал его лицо, а аккордеон лежал поперек груди и живота. Морено поговорил с пианистом, потом с лордом Пастерном, и те пошли за ним, когда закончили свой адский грохот. Я почуял неладное, когда увидел, как официант заговаривает с Оллингтоном, а потом уводит одного малого из гостей леди Пастерн. Я долго препирался с самим собой, проиграл спор и пришел сюда. Вот и все. Вы револьвер осмотрели?
— Забрал его у Морено. Он у меня в кармане. — Надев перчатку, Фокс достал револьвер и положил его на стол. — Марка неизвестна, — сказал он.
— Вероятно, использовался для стрельбы по мишеням, — пробормотал Аллейн. Рядом он положил стрелку. — А ведь она подходит, Фокс. Вы заметили?
— Мы не слишком продвинулись.
— Конечно, нет.
— Я не вполне понимаю, какую линию взять вон с ними. — Фокс дернул головой в сторону ресторана.
— Надо записать фамилии и адреса. Это могут сделать официанты. Им и так многое известно про завсегдатаев. Пусть объясняют, мол, это новый полицейский протокол на ночных шоу. Тут нам повезло, братец Фокс, что публика поверит в любую чушь, если ей скажут, что ее сама полиция придумала. Гостей Пастерна лучше задержать.
— Я это устрою, — сказал Фокс.
Он вышел, открыв на мгновение сборище во внешнем офисе.
— …торчать тут целую ночь, — протестовал голос лорда Пастерна, но был внезапно оборван.
Опустившись на колени возле трупа, Аллейн стал его обыскивать. Полы смокинга уже были откинуты, и нагрудный карман вывернут. В пространство между телом и смокингом выскользнули четыре письма и золотой портсигар. Портсигар был полон наполовину и украшен внутри гравировкой: «От Фелиситэ». Он проверил другие карманы. Нефритовый мундштук. Два носовых платка. Бумажник, в нем — три банкноты по одному фунту. Он выложил эти предметы рядком и перешел к аккордеону. Это был большой, со множеством декоративных накладок инструмент. Аллейн вспомнил, как аккордеон засверкал, когда Ривера передвинул его повыше на грудь, а инструмент издал последнюю какофонию перед тем, как упал музыкант. Когда Аллейн его поднял, инструмент издал металлический вой. Поспешно положив его на стол, он снова стал рассматривать тело.