Стряхнув с плеча парня веточку мануки, мистер Фолс произнёс:
— Проводите нас, пожалуйста, к дому мистера Те-Каху, мы должны передать ему послание от сержанта Уэбли.
— Они нашли его? — сдавленным голосом спросил Эру Саул.
— Часть его, если можно так выразиться. Чтобы быть совсем точным — череп.
— О Господи! — вырвалось у парня. Повернувшись спиной, он быстро зашагал по направлению к мараи. Престарелая миссис Те-Папа сидела на полу веранды клуба, прислонившись спиной к стене. Заметив приближающихся людей, она спросила что-то на гортанном языке маори, а Эру коротко ответил. Реакция женщины была поразительной. Воздев к небу руки, она накрыла лицо шалью и заголосила:
— Ауи! Ауи! Ауи! Те мамаи и ау!
— О Господи! — взволнованно воскликнул мистер Фолс. — Что с ней?
— Я ей все рассказал, — понуро признался Эру. — Она собирается танги.
— Оплакивать умершего, — перевёл Дайкон. — Причитать. Вроде ирландских поминок.
— Вот как? Чрезвычайно любопытно.
Миссис Те-Папа продолжала стенать, словно бэнши, а Эру провёл пришельцев к самой крупной из хибар, окружавших мараи. Как и другие лачуги, домишко находился в плачевном состоянии. Местами серные испарения проели металлическую кровлю почти насквозь.
— Вот его дом, — сказал Эру и поспешил прочь.
Привлечённые воплями миссис Те-Папа, из домиков повысыпали другие женщины и, громко перекликаясь, потянулись к клубу.
Мистер Фолс уже хотел было постучать в дверь, когда та отворилась, и на пороге возник старый Руа. Увидев его, миссис Те-Папа разразилась визгливым криком. Руа ответил ей на языке маори и вежливо поклонился гостям. Фолс передал ему просьбу Уэбли, и Руа тотчас ответил, что готов пойти вместе с ними. В ответ на его окрик, из дома выскочила маленькая девчушка, которая вынесла старику серую накидку-одеяло. Величественно набросив одеяло на плечи, патриарх двинулся к шоссе.
— Но сержант разрешил нам пройти через источники, — произнёс мистер Фолс.
— Лучше всё-таки по шоссе, — сказал Руа.
— Но так гораздо дальше, — напомнил Фолс.
— Тогда мы поедем на машине миссис Те-Папа.
Руа что-то прокричал и миссис Те-Папа, мигом перестав стенать и завывать, совершенно спокойно проговорила:
— Хорошо, можете её взять, только она всё равно не поедет.
— А вдруг поедет? — произнёс Руа.
— Если только Эру её заведёт, — заметила миссис Те-Папа и протяжно закричала. Дайкон разобрал только слово «Эру».
Эру Саул, отделившись от группы юнцов, крикнул в ответ и исчез за домиком.
— Благодарю вас, миссис Те-Папа, — сказал мистер Фолс, церемонно снимая шляпу.
— Не за что, — ответила женщина, собираясь с силами перед очередным этапом оплакиваний.
Автомобиль миссис Те-Папа скорее походил на уродливую жестянку. Он стоял в луже масла, полуприкрытый останками изодранного чехла. Покорёженная дверца с трудом удерживалась на единственной петле. При виде скособоченного и нещадно потрёпанного стихией драндулета, Дайкон испытал острое сострадание.
«Не могли уж позволить бедняге спокойно умереть от старости», — подумал он.
Распахнув единственную целую дверцу, Руа спросил:
— Как вам удобнее — спереди или сзади?
— Если позволите, я сяду с вами сзади, — произнёс Фолс.
Дайкон забрался на переднее сиденье. Эру вставил и крутанул рукоятку стартера. Мотор громко чихнул, и автомобиль с воем подскочил, словно щенок, с размаху плюхнувшийся на ежа.
— Вот видите, он ещё дышит! — торжествующе вскричал Руа.
Оставленный на первой скорости, драндулет едва не переехал Эру. Парень, очевидно ожидавший такого подвоха, ловко увернулся и вскочил внутрь на полном ходу. Мгновение спустя окутанная клубами дыма машина понеслась в гору со скоростью, которая составила бы честь разбитому ревматизмом утконосу. Шум стоял одуряющий.
По дороге Фолс пояснил Руа, по какой причине его хочет видеть сержант Уэбли. Найденный топор маори он описал с такой поразительной точностью, что Дайкону стало не по себе. Неужели Фолс сумел настолько разглядеть и запомнить хитроумный предмет за те недолгие мгновения, что тот покоился на столе под его окном?
— Одно меня поразило, — продолжил Фолс. — У резной фигурки не один язык, а целых два. Торчат бок о бок. Крохотный идол, а мне кажется, что это идол, держит каждый из них трехпалой ручкой. Между пальцами вкраплены кусочки перламутра, а сами языки опоясаны узким колечком.
— Куда ты так несёшься, Эру? — строго спросил Руа.
Дайкон вздохнул с облегчением. Старая развалюха и впрямь вдруг помчалась под уклон с резвостью, грозившей если не неминуемой кончиной, то, по крайней мере, переломом задней оси. Эру нажал на тормоза, и автомобиль, резко дёрнувшись, поубавил прыти.
— Колечко это, — невозмутимо продолжил мистер Фолс, — покрыто поразительно тонкой и затейливой резьбой. Сказочным мастерством владели ваши древние резчики, мистер Те-Каху. Даже не верится, что их инструменты были изготовлены в каменном веке… Что вы сказали?
Руа что-то пробормотал на родном языке.
— Ничего, — ответил он. — Езжай аккуратнее, Эру. Ты слишком неосторожен.
— Однако мне кажется, что кто-то процарапал на этом колечке три лишних линии. Сам узор повторяется и в других местах, а вот эти бороздки выглядят по меньшей мере странно. Как вы можете это объяснить?
Руа ответил не сразу. Эру вдруг резко поднажал на газ и машина, резво скакнув, козлом запрыгала по дороге. Дайкон испуганно вскрикнул, а слова Руа потонули в громыхании возмущённо отплевывающегося мотора.
— Постойте… невозможно… я должен посмотреть…
Он закричал на Эру, а Дайкон, повернув голову, с изумлением увидел, что полукровка сидит с трясущимися губами, белый как полотно.
«Должно быть, он видел то же, что и я», — невольно подумал Дайкон, вспомнив, как они встретили Эру возле прохода в зарослях мануки.
Мистер Фолс нагнулся вперёд и потрепал Эру Саула по плечу. Тот подпрыгнул как ужаленный.
— Я слышал, вы пропустили главный номер на вчерашнем концерте, — заметил он.
— Нет, мы кое-что слышали, — ответил Эру. — Мне даже понравилось.
— Мистер Смит сказал, что вы успели чуть ли не к самому концу выступления мистера Гаунта. Надеюсь, знаменитый монолог про Криспианов день вы услышали?
— Это там, где он говорил про богачей, которые нежатся в постелях, что ли?
Мистер Фолс кивнул и продекламировал:
— «И проклянут свою судьбу дворяне,
Что в этот день не с нами, а в кроватях…» [20]