— Не совсем так, сэр. Но, думаю, это как бы их собирательный образ, что ли. Всего понемножку…
— Тогда понятно, почему в своем притворстве она так часто меняет жанры.
Тут в коридоре послышался возбужденный тенорок Перри Персифаля и урезонивающий его бас сержанта Джибсона.
— Пойдите-ка посмотрите, что там такое, — попросил Аллейн Минога.
Но прежде чем Миног дошел до двери, она распахнулась настежь и внутрь ввалился Перри. Он чуть не заехал дверью в лицо едва поспевающего за ним Джибсона.
— Извините меня, сэр! — воскликнул Перри. — Мне следовало, конечно, рассказать вам раньше, но… Я был ужасно расстроен, и мне было не до того… Я вспомнил, что, когда вошел в свою гримерную в конце последнего акта, я почувствовал запах газа. Я, ни о чем не думая, просто привернул общий кран на газовой трубе, а потом отправился на сцену — на поклоны. Я только сейчас сообразил, как это важно…
— Ну, мне кажется, просто до вас только теперь дошло, что мы проверили отпечатки пальцев на газовом кране, — не меняясь в лице, возразил Аллейн. — Там были ваши пальчики!
Перри остановился как вкопанный и стал теребить свою нижнюю губу, словно понимал, как у него посинели губы и что их следует немножко размять, придать свежести и подвижности…
— Но я совершенно не разбираюсь ни в каких таких отпечатках, — сказал он, стараясь придать голосу уверенность. — Я в жизни не читал детективов и понятия не имею о всяких таких штучках. Просто я почувствовал запах газа и привернул кран. Только и всего, понимаете!
— Так это было после того, как Беннингтон сыграл с вами скверную шуточку?
— Ну я же говорю вам, это было после моего ухода со сцены…
Перри присел. Лицо у него было цвета сухой сирени.
— Вы не имеете права думать обо мне что-нибудь такое, — пробормотал он так, словно сам был невероятно удивлен. — Да вы… Да вы посмотрите на меня — ведь я совершенно затравленный, безвредный человек… Я ведь совершенно не мстителен. Я…
— Почему вы мне сразу не рассказали про запах газа? — сурово спросил Аллейн.
— Ну, я ведь объяснил вам, что просто ничего не понимаю в таких делах! — Перри взглянул на суперинтендента жалобно и добавил с такой интонацией, будто приводил свое железное алиби: — Знаете, я ведь видел тело Бена, когда его нести… Я видел. И должен сознаться, мне просто дурно становится от одного вида мертвецов…
— А запах газа в вашей комнате был сильный?
— Нет. Скорее еле ощутимый. Но мы тут все в театре привыкли очень осторожно обращаться с газом, мы ведь все помнили тот прискорбный случай, который тут произошел в свое время. Короче, я ничего не подумал, а попросту почти автоматически завернул газовый кран и вышел в коридор. К гибели Беннингтона я не имею никакого отношения… И к тому же, как только я оказался на сцене, я сразу же позабыл обо всем на свете. Вы не представляете, что значат для актера поклоны после премьерного спектакля… Это упоительно! Но во время речи нашего доктора я снова почувствовал запах газа.
— Так-так, ясненько…
— Неужели вы мне не верите? Ну, подумайте, предположим даже, что я повторил бы ту дурацкую штуку с газовой плитой и пустил газ, предположим! Но неужели я, по вашему мнению, такой непроходимый болван, что ухитрился при этом оставить свои отпечатки на ручке крана?
— Но вы ведь говорили мне, — ровным голосом заметил Аллейн, — что мало что смыслите в криминалистике, или я плохо помню?
— О господи! — прошептал Перри, закатывая глаза к потолку. — Вы! Вы мне угрожаете? Как это еще можно назвать? Это нечестно! Нечестно!
— Поверьте мне, во всех случаях честному человеку нечего бояться.
— Можно подумать, вы в себе уверены на все сто! Вы что, никогда не делаете ошибок?
— Конечно, делаю, — согласился Аллейн. — Но только не в самом конце. А в наше время в подобных случаях полиция вообще старается избегать ошибок.
— Что вы имеете в виду под «подобными случаями»? — чуть не взвизгнул Перри.
— Я имею в виду те случаи, которые способны обернуться серьезными обвинениями в тяжком преступлении.
— Да бросьте вы! — вдруг заголосил Перри. — Мы тихие, мирные люди! Зачем нам заниматься убийствами! Все мы ходим вывернутые наизнанку, нам нечего скрывать! И в нас нет тех глубоких страстей, из-за которых мы вдруг стали бы убивать друг друга! Что за чушь!
— Но вы, по крайней мере, вывернуты к нам лицевой стороной, так что о вашей изнанке нам судить трудновато… — с кривой усмешкой заметил Аллейн, скептически оглядывая грим на лице Перри… — А вы не можете подумать ни о ком другом, о ком следовало бы мне рассказать? Кто мог бы быть замешан? Подумайте, поскребите у себя там, в изнанке, что ли…
Перри покачал головой и с некоторым трудом поднялся. Аллейн, как чуть раньше — Мартина, заметил, что Перри далеко не так молод, как пытается казаться…
— Нет, — ответил Перри. — Пожалуй, мне вам нечего сказать, поверьте…
— Ну что ж, тогда вы можете пройти к себе в уборную и переодеться в… ну, как по-вашему сказать… в обычный костюм… — разрешил Аллейн.
— М-да, по правде сказать, от одной мысли о возвращении в мою комнату меня трясет, но все-таки я переоденусь, да… В этом наряде мне тоже как-то не по себе…
— Вы не будете возражать, если мистер Миног обыщет вас до того, как вы уйдете? Мы всех обязательно просим об этом…
Перри вытаращил глаза:
— Нет, зачем же я стану возражать?
Аллейн кивнул Миногу, который направился к Персифалю с глуповатой извиняющейся улыбкой.
— Уверяю вас, это совершенно безболезненно, сэр, — заверил Миног, протягивая свои длинные руки к тщедушному туловищу актера.
Перри неумело поднял над головой тоненькие лапки, отчего стал похож на ныряльщика готовящегося прыгнуть с вышки. Исследование содержимого карманов мистера Персифаля проходило в гробовом молчании.
— Итак, сэр, — заметил Миног по окончании осмотра, — ничего интересного. Портсигар, зажигалка, носовой платок.
— Ладно. Тогда проводите мистера Персифаля в его комнату, — велел Аллейн.
— Конечно, на свете существуют и более бессмысленные вопросы, — заговорил Перри, — но мне хотелось бы все-таки знать, поверили вы мне или нет?
— На свете нет более пошлого вопроса, — усмехнулся в ответ Аллейн, — но я вам готов ответить. Пока у меня нет оснований вам не доверять, мистер Персифаль.
* * *
Когда Миног проводил Персифаля и вернулся, он обнаружил своего шефа задумчиво насвистывающим «Похоронный марш» Шопена.
— Знаете что, Майк, — обратился Аллейн к своему подчиненному. — В нашем деле самые поганые вещи скрываются в самом простом. Черт меня подери, если в этом самом театре не витает какой-то совершенно очевидный мотив для убийства, а я его никак не могу схватить за хвост. Не могу понять, в чем причина! Но я уверен, что мы с Фоксом вполне способны это выяснить…