А голова — это ключ. Определенно она является слишком важным элементом его работы, чтобы просто так где-то его оставить. Зачем он бросил ее мне: чтобы напугать, вызвать припадок страха, ужаса и трепета? Или он знает, что мои чувства — те же, что и у него? Чувствует ли связь между нами или просто захотел поиграть? Может быть, он дразнит меня? У него должны иметься очень веские причины, чтобы оставить мне такой трофей. А если уж я настолько ошеломлен — разве может он ничего не чувствовать?
Подошла Ла Гэрта.
— Ты так торопишься, — сказала она с легким оттенком недовольства в голосе. — Боишься, что она исчезнет?
Ла Гэрта кивнула на груду пакетов с частями тела.
Я знал, что где-то внутри у меня есть умный ответ, который заставит ее улыбнуться, чуть больше обаяет ее, смягчит мой неловкий побег из ее тисков. Но когда стоишь здесь, у бортика, глядя на части тела на льду, в сетке ворот, как говорится — в присутствии величия, мудрость уходит. Мне удалось не заорать на нее, чтобы заткнулась, но я был очень близок к тому.
— Я должен был увидеть, — честно ответил я, а потом нашел в себе силы объяснить: — Это же ворота нашей команды.
Ла Гэрта игриво шлепнула меня по руке.
— Ты ужасен!
К счастью, к нам подошел сержант Доукс и у детектива не осталось времени на кошачье хихиканье, которое я бы уже не вынес. Как всегда казалось, что Доукса больше всего интересует, как половчее схватить меня за ребра и выпотрошить, и он одарил меня настолько теплым и всепроникающим взглядом радушного хозяина, что я предпочел поскорее исчезнуть и оставить его детективу Ла Гэрте. Он уставился мне вслед с таким выражением, как будто думал, что я должен быть в чем-то виноват, и ему очень хочется обследовать мои внутренности, чтобы выяснить в чем. Уверен, он чувствовал бы себя счастливее там, где полиции время от времени разрешали бы ломать ребра и большие берцовые кости.
Я медленно шел вдоль бортика к ближайшему выходу на лед. И почти дошел до него, пока что-то довольно сильно не врезалось мне в область ребер.
Я развернулся, чтобы встретить своего обидчика достойным отпором и натянутой улыбкой.
— Привет, дорогая сестра, — сказал я. — Как приятно увидеть лицо друга.
— Ублюдок! — прошипела она.
— Вполне вероятно, — согласился я. — Но зачем выносить это на обсуждение именно сейчас?
— Потому что ты — жалкий сукин сын, ты знал, а мне даже не позвонил!
— Знал? — Я почти заикался. — С чего ты решила…
— Хватит трепаться, Декстер! — прорычала Дебора. — Ты же не поехал в четыре утра к шлюхам! Ты знал, где он, черт возьми!
Ясно. Я так завяз в своих собственных проблемах, начиная от сна, который фактически оказался пророческим, потом это кошмарное общение с Ла Гэртой, а Дебора у меня просто вылетела из головы. Я не поделился с ней. Конечно, она разозлилась.
— Я не знал, Деб, — пытался я оправдаться и хоть чуть-чуть успокоить ее. — Ничего определенного. Предчувствие, что ли. Просто пришло в голову, и все. Правда, ничего определенного…
— Кроме того, что ты определенно нашел его! — прорычала она, снова ткнув меня в бок.
— На самом деле все не совсем так. Скорее он нашел меня.
— Хватит умничать! — Мне ничего не осталось, кроме как развести руками — настолько невыносимой бывает иногда Деб. — Ты же обещал, черт тебя возьми!
Что-то я не припоминаю никаких обещаний, в которые включался бы ночной звонок с пересказом кошмарного сна, однако из политических соображений об этом не стоило говорить, посему я оставил утверждение без комментариев.
— Извини, Деб, — сказал я. — Я просто не мог подумать, что из этого что-нибудь получится. Просто… предчувствие, что ли…
Естественно, у меня и в мыслях не было попытаться объяснять это через парапсихологию, даже такому близкому человеку, как Деб. Да мне этого и не хотелось. В голову пришло совсем другое.
— Ты мне лучше помоги. Что мне сказать, если они решат спросить, зачем это я катался там на машине в четыре утра?
— А Ла Гэрта уже опрашивала тебя?
— Всесторонне и исчерпывающе. Меня даже передернуло.
На лице Деб появилось раздраженное выражение.
— И она не поинтересовалась. Не вопрос — утверждение.
— Убежден, что у детектива Ла Гэрты много забот, — сказал я, умолчав о том, что часть этих забот, очевидно, касается меня. — Но рано или поздно кто-то поинтересуется. — Я посмотрел туда, где она возглавляла операцию. — Возможно, это будет сержант Доукс, — добавил я не без страха.
Она кивнула.
— Он порядочный коп. Ему бы только чуть поменьше спеси.
— Спесь — это, может быть, единственное, что у него есть, — возразил я. — Но по какой-то причине он меня не любит. И спросит о чем угодно, если решит, что этим загонит меня в угол.
— Тогда скажи ему правду, — сказала Дебора с невозмутимым видом. — Но сначала скажи ее мне.
И она снова ткнула меня в то же место.
— Пожалуйста, Дебора, ты же знаешь, какая у меня нежная кожа.
— Не знаю, — ответила она. — Но чувствую, что начинаю узнавать.
— Такое больше не повторится, — пообещал я. — Это было просто какое-то ночное вдохновение, Дебора. Что бы я тебе сказал, если бы позвонил, а дело обернулось бы ничем?
— Но оно не обернулось ничем. Как раз наоборот! Еще тычок.
— Я правда не был уверен, что так случится. И я бы чувствовал себя последним придурком, если бы втянул тебя.
— А теперь представь, как бы я себя чувствовала, если бы он убил тебя.
Вот так сюрприз. Мне трудно даже начать представлять, что бы она почувствовала. Сожаление? Разочарование? Гнев? Боюсь, все эти штуки выше меня. И я просто повторил:
— Прости меня, Деб. — А потом, как неунывающая Полианна, [17] которая в любом деле находит светлые стороны, добавил: — Но по крайней мере там был рефрижератор.
Она моргнула.
— Там был грузовик?
— Ох, Деб, они тебе не рассказали?
Тычок.
— Черт возьми, Декстер! — зашипела она. — Так что же грузовик?
— Был грузовик, — произнес я, несколько сконфуженный ее настолько эмоционально обнаженной реакцией, и, конечно же, тем фактом, что столь симпатичная женщина выбивает из меня все это дерьмо. — Он сидел за рулем фургона-рефрижератора. Когда бросил мне голову.
Дебора схватила меня за руки и уставилась прямо в глаза.
— Иди ты… — наконец смогла сказать она.