— Честное слово, ваша Жанета похожа на аппетитный окорок, — сказал Ригу. — Не будь у меня своей Анеты, я не отказался бы от такой Жанеты.
— Одна стоит другой, — подтвердил бывший жандарм. — Ваша Анета такая белокурая, нежная, пригоженькая... А как поживает ваша супруга? Спит?.. — вдруг спросил он, давая понять Ригу, что и он понимает шутку.
— Она просыпается с петухами, — ответил Ригу, — зато ложится с курами. Я же засиживаюсь допоздна за газетой. Ни вечером, ни утром жена не мешает мне спать; она ни за что на свете не войдет ко мне...
— Здесь как раз наоборот, — сказала Жанета. — Барыня засиживается за картами с гостями, а их бывает иногда человек пятнадцать; барин ложится в восемь часов, а встаем мы со светом...
— Вам это кажется разницей, — сказал Ригу, — а в сущности, это одно и то же. Так вот, красавица, приходите ко мне, а сюда я пришлю Анету; это будет одно и то же, а все-таки по-разному.
— Старый греховодник, — сказал Судри, — ты ее сконфузил...
— Как, жандарм! Ты довольствуешься в своей конюшне только одной лошадкой?.. Впрочем, каждый ловит свое счастье там, где его находит.
По приказанию хозяина Жанета пошла приготовить ему выездное платье.
— Ты, конечно, обещал на ней жениться после смерти жены? — спросил Ригу.
— В наши годы, — ответил жандарм, — у нас других средств не имеется!
— Подвернись нам честолюбивые девицы, мы живо бы овдовели, — заметил Ригу, — в особенности если госпожа Судри расскажет при Жанете, как надо намыливать лестницы.
От этих слов оба супруга впали в задумчивость. Когда Жанета пришла и доложила, что все готово, Судри сказал ей: «Пойдем, поможешь мне одеться!» Бывший бенедиктинец улыбнулся.
— Вот и еще одна разница, — сказал он, — я бы не побоялся оставить тебя наедине с Анетой, сват.
Четверть часа спустя Судри в полном параде уселся в плетеную тележку, и оба друга, обогнув Суланжское озеро, отправились в Виль-о-Фэ.
— А замок-то, а? — промолвил Ригу, когда они доехали до того места, откуда открывался вид на один из боковых фасадов замка.
В словах бывшего революционера звучала ненависть разбогатевшего простолюдина к крупным поместьям и большим земельным владениям.
— Я надеюсь, что, пока я жив, он будет стоять на месте, — ответил отставной жандарм. — Граф де Суланж был моим генералом; он оказал мне услугу, устроил хорошую пенсию; а потом он поручил управлять имением Люпену, отец которого нажил себе на этом состояние. После Люпена возьмут в управляющие другого, и пока там будут Суланжи, именья не тронут... Это славные люди, дают жить другим, и потому им самим хорошо живется...
— Все это так, но у генерала трое детей, и после его смерти они могут не поладить; в один прекрасный день зять и сыновья захотят разделиться, и, хотя имение богатейшее, лучшим выходом будет для них продать его скупщикам, а уж с теми мы справимся.
Теперь замок Суланжей предстал перед ними всем боковым фасадом, словно бросая вызов монаху-расстриге.
— Да, в старые времена хорошо умели строить!.. — воскликнул Судри. — Но теперь граф экономит деньги; Суланж должен стать майоратом, ведь без этого ему не получить пэрства.
— Сват, — отозвался Ригу, — майораты провалятся.
Исчерпав деловую тему, почтенные буржуа начали обсуждать достоинства обеих служанок на столь «бургундском» наречии, что мы не решаемся передать их разговор печатно. Эта неиссякаемая тема завела их так далеко, что они и не заметили, как подъехали к главному городу округа, где царил Гобертен, — городу, настолько любопытному, что, пожалуй, даже самые нетерпеливые люди не возразят против маленького отступления.
Название Виль-о-Фэ, хотя оно и звучит довольно странно, легко объясняется искажением простонародного латинского Villa in fago, то есть «усадьба в лесу». Из самого названия ясно, что лес некогда покрывал дельту Авоны при ее слиянии с рекой, в свою очередь впадающей в Иону пятью милями ниже. Очевидно, какой-нибудь франк построил крепость на возвышенности, которая в этом месте отходит в сторону и, постепенно снижаясь, спускается отлогими склонами в ту продолговатую долину, где Леклерк-депутат купил себе землю. Перерезав дельту глубоким и длинным рвом, завоеватель создал здесь грозную позицию, настоящее феодальное владение; сидя здесь, сеньору удобно было взимать мостовую и дорожную пошлину и следить за поступлением помольного сбора, налагавшегося на мельницы.
Такова история возникновения Виль-о-Фэ. Всюду, где появлялось феодальное или церковное господство, оно вызывало к жизни новые интересы, поселения, а затем и города, если местность способствовала привлечению, развитию и созданию тех или других промыслов. Способ сплава, придуманный Жаном Руве и требовавший подходящих условий для перехватывания плотов, собственно говоря, и создал Виль-о-Фэ, а до этого он был просто деревней по сравнению с Суланжем. Виль-о-Фэ стал складочным пунктом лесных материалов, которые поставляли леса, тянувшиеся на протяжении двенадцати лье по берегам обеих рек. Вылавливание бревен, розыск тех, что отбились, перегонка плотов по Ионе в Сену вызвали большой наплыв рабочих. Прирост населения увеличил потребление и способствовал развитию торговли. Таким образом, в Виль-о-Фэ, где в конце XVI столетия насчитывалось не более шестисот жителей, в 1790 году было две тысячи населения, а Гобертен поднял эту цифру до четырех тысяч. И вот каким образом.
Когда Законодательное собрание издало указ о новом распределении по округам, Виль-о-Фэ, географически расположенный в пункте, где требовалась супрефектура, был избран, предпочтительно перед Суланжем, главным городом округа. Учреждение супрефектуры повлекло за собой образование суда первой инстанции и назначение чиновничьего штата, потребного для окружного центра. Вместе с приростом парижского населения возросли и цена, и спрос на дрова, а следовательно, возросло и значение виль-о-фэйской торговли. Гобертен, предвидевший это обстоятельство, сильно разбогател, ибо угадал, как отразится заключение мира на численности населения Парижа, которое с 1815 по 1825 год действительно возросло более чем на треть.
Расположение Виль-о-Фэ предопределено очертанием местности. По обоим краям высокого мыса находятся пристани. Запань для задержки сплавляемого леса устроена у подножия возвышенности, поросшей Суланжским лесом. Между запанью и городом лежит предместье... Нижний город, расположенный в самом широком месте дельты, доходит до Авонского озера.
Над нижним городом на раскорчеванной триста лет тому назад возвышенности пятьсот домов, окруженных садами, обступают с трех сторон мыс, любуются на многоцветные отражения в сверкающей поверхности Авонского озера, берега которого загромождены строящимися плотами и штабелями дров. Покрытая плотами река и живописные водопады Авоны, которые, низвергаясь с значительной высоты, бегут к мельничным запрудам и фабричным шлюзам, очень оживляют картину, а темно-зеленая рамка лесов и вытянутая в длину Эгская долина, на фоне коей резко выделяется город Виль-о-Фэ, придают ей особую прелесть.