«Верующий в Меня имеет жизнь вечную…» — затянул молодой священник, когда гроб с безжизненным телом сэра Алистера Эндрюса стали опускать в распахнутый зев могилы.
Над могилой застыла, опустившись на колени, Катриона Эндрюс, чьё лицо было прикрыто чёрной вуалью. Что-то прошептав отцу на прощание, она бросила вниз горсть земли, гулко стукнувшуюся о крышку гроба. В этот миг выдержка оставила девушку, и она издала протяжный вопль, разорвавший гнетущую тишину и напоминавший скорее не крик человека, а вой раненого зверя. В этом вопле было столько боли, столько отчаяния, что дрогнули даже сердца полицейских. Они сочувственно склонили головы.
Вдруг девушка вскочила и быстро, словно гончая, кинулась прочь от могилы, ловко петляя между надгробий. Это произошло настолько неожиданно, что Хардкасл с сержантом замерли от изумления. Некоторое время они стояли неподвижно, будто бы не в силах понять, что именно происходит. Наконец они начали действовать.
— За мной, Портер, она не должна уйти, — завопил инспектор, кинувшись в том направлении, куда умчалась Катриона Эндрюс.
Вслед за инспектором бросился сержант, достаточно бесцеремонно перепрыгнув могилу и при этом чуть не сбив с ног священника.
Впрочем, все усилия были тщетны. Девушки уже и след простыл.
При иных обстоятельствах конная прогулка вдоль берега Ульсуотера доставила бы мне невыразимое удовольствие, но в тот день я был целиком поглощён мрачными мыслями о том, что именно нам предстоит сделать. Впрочем, я был рад снова оказаться в седле. Несмотря на то что мне не доводилось скакать на лошади со времён Афганистана, я чувствовал себя в родной стихии. Когда едешь верхом, мир воспринимается совершенно иным образом. И, повторюсь, при других обстоятельствах я был бы на седьмом небе от счастья. Вопреки яркости солнечного света, игравшего на рябой от волн поверхности озера, во мне набирало силу беспокойство, с которым я никак не мог совладать. Ни Шерлок Холмс, ни тем более я не могли с уверенностью предсказать, что ждёт нас там, на острове. И ни конная прогулка, ни красоты природы ничего не могли поделать с гнетущим чувством неизвестности.
— Похоже, переправляться на остров вплавь нам так и не придётся, — крикнул Холмс, отвлекая меня от мрачных мыслей.
Он показал пальцем вперёд, туда, где у озера находилась маленькая деревянная пристань. Возле неё на берегу лежали три зелёные лодки.
Я глянул на озеро и напротив причала увидел вдалеке тёмный силуэт, который вздымался из поблёскивавшей на солнце воды. Это был остров Гриб.
Флинти О’Тул как раз мыл у насоса руки, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Затем он заметил тень. Подняв взгляд, он увидел перед собой высокого незнакомца с волосами соломенного цвета. Однако отнюдь не внешний вид чужака заставил Флинти похолодеть. Всё дело было в пистолете, который целил прямо ему в сердце.
Некоторое время мы молча взирали на темнеющий в отдалении остров, подобный спине всплывшего из воды исполинского чудовища. С берега ничего примечательного разглядеть было невозможно. Ровным счётом ничто не выдавало присутствие на острове человека. Струйка дыма не вилась над скрывающейся за деревьями трубы. В лучах весеннего солнца остров выглядел более чем невинно, а я продолжал ломать голову над тем, какие жуткие тайны он на самом деле хранит.
Спешившись, мы с Холмсом привязали лошадей к ограде причала, после чего потащили одну из лодок к воде. Как только она закачалась на волнах, Холмс первым прыгнул в неё, поднял со дна вёсла и вставил в уключины. Я взялся за нос, обращённый к берегу, чтобы при необходимости подтолкнуть лодку, прежде чем забраться в неё самому.
Старательно работая вёслами, Холмс не без труда развернул лодку носом к острову, и мы тронулись в путь.
— Простите мою неловкость, — перекрикивая плеск воды и шум ветра, обратился ко мне мой друг, — я с университетской скамьи не садился за вёсла.
Через некоторое время Холмс навострился грести, и мы достаточно быстро поплыли к острову. Случайный прохожий вполне мог принять нас за состоятельных горожан, решивших провести день на лоне природы. Ничто не наводило на мысль о том, что мы расследуем преступление и впереди нас, скорее всего, ждёт встреча со злоумышленниками.
Стоило нам отплыть подальше, как тепло ласкового весеннего солнца, что нас согревало на берегу, сменилось пронизывающим холодом, который нёс с собой пробирающий до костей ветер. Я поплотнее закутался в плащ, но это не помогло, и потому мне ничего не оставалось, кроме как трястись на ветру, раскачивавшем наше судёнышко. Остров располагался метрах в восьмистах от берега. Карта не соврала, он действительно оказался крошечным. Холмс изо всех сил налегал на вёсла, и лодка шла споро. Только когда мы подплыли поближе, мне удалось разглядеть за деревьями очертания особняка. Перед нами предстало странное кольцеобразное здание в псевдоготическом стиле, которое, будто бы моргая, взирало на нас большими тёмными витражными окнами.
— И какой у нас план действий? — спросил я компаньона, который, как мне показалось, был полностью поглощён греблей.
— Положение сложное, — ответил он. — Нам нельзя забывать, что Филипс, секретарь Фавершема, не преступник. Насколько я могу судить, он не имеет отношения ни к краже папируса, ни к убийствам. Он всего-навсего несчастный, вступивший на ложный путь из желания выполнить последнюю волю человека, которого он, вне всякого сомнения, любил и уважал. И мы должны открыть ему правду, сколь бы горька она ни была. Мы также обязаны предупредить его о том, что он сыграет роль живца.
— Надеюсь, Филипс ещё ничего не сотворил с телом покойного хозяина.
— Если события приняли подобный оборот, об этом остаётся лишь сожалеть, однако мы должны учитывать, что Филипса подвигло на это чувство долга, а не желание поглумиться над трупом. Впрочем, нельзя исключать и того, что он сейчас не в себе и может отреагировать на наше появление агрессивно, и потому я советую вам держать оружие наготове.
Я опустил руку в карман и сжал рукоять своего старого армейского револьвера. Прикосновение пальцев к холодному твёрдому металлу вселило в меня уверенность.
Вскоре впереди показалась маленькая пристань, точно такая же, как на противоположном берегу. Холмс поднял вёсла, и последние несколько метров лодка скользила по инерции. Наконец она с шелестом упёрлась в прибрежную гальку. Привязав её к одной из деревянных опор пристани, мы выбрались на берег и вновь оказались на твёрдой земле.
Особняк располагался метрах в ста от берега, в имеющей форму блюдца низине, и был окружён деревьями и заброшенным садом, в силу чего разглядеть дом с другого берега представлялось положительно невозможным. На фоне буйных зарослей он смотрелся совершенно инородным и неуместным. Сложенный из тёмного камня, местами украшенного резьбой, особняк больше напоминал церковь, нежели жилой дом. К нему примыкала большая нелепая деревянная пристройка.