— Дорогая мистрис Вудвиль, — сказал он, нежно опуская мою руку обратно на колени, — простите старика за его поклонение прелестному полу. Вы своим присутствием озарили этот мрачный дом. Какое блаженство видеть вас здесь!

Старому джентльмену не было никакой надобности выражать свои чувства. Недаром вошло в пословицу, что женщины, дети и собаки инстинктивно чувствуют, кто их действительно любит. В майоре Фиц-Дэвиде женщины всегда находили истинного друга, может быть, в иное время опасного, слишком горячего друга. Я это поняла прежде, чем успела сесть в кресло и заговорить.

— Благодарю вас, майор, за ваш любезный прием и комплименты, — отвечала я, впадая в его легкий тон, насколько это было возможно с моей стороны. — Вы только что сделали мне признание, а можно мне сделать свое?

Майор Фиц-Дэвид снова взял мою руку и еще ближе придвинул свой стул. Я чрезвычайно серьезно и с достоинством посмотрела на него и постаралась высвободить свою руку. Майор отказывался выпустить ее, объясняя это следующим образом:

— Я нахожусь под впечатлением вашего чудного голоса, который слышу в первый раз. Дорогая миссис Вудвиль, не сердитесь на старика, но я совершенно вами очарован. Не лишайте меня невинного удовольствия. Оставьте, я желал бы сказать, отдайте мне вашу прекрасную ручку. Я чрезвычайно люблю хорошенькие ручки и гораздо лучше слушаю, когда держу такую ручку в своей. Все дамы снисходят к моей слабости, будьте и вы снисходительны ко мне. Кстати, что вы хотели мне сказать?

— Я хотела сказать, что чрезвычайно вам благодарна за ваш любезный прием и тем более, что у меня к вам просьба.

Начав говорить, я сознавала, что несколько поспешно приступаю к цели моего посещения. Но восхищение майора так быстро возрастало, что я находила нужным несколько ослабить его. Я не напрасно понадеялась на эти знаменательные слова: «У меня к вам просьба». Мой пожилой обожатель нежно опустил мою руку и самым деликатным образом переменил разговор.

— Просьбу свою можете считать исполненной, — промолвил он. — А теперь скажите мне, что поделывает наш дорогой Юстас?

— Он очень расстроен и в дурном расположении духа, — ответила я.

— Расстроен, в дурном расположении духа! — повторил майор. — Человек, у которого такая жена и которому все должны завидовать, расстроен и в дурном расположении духа! Это чудовищно! Он меня положительно разочаровывает, и я вычеркну его из списка своих друзей.

— В таком случае вам придется вычеркнуть и меня из вашего списка. Я тоже в самом дурном настроении. Вы старый друг моего мужа, а потому я могу вам признаться, что наша супружеская жизнь в настоящее время далеко не счастливая.

Майор приподнял свои брови, подкрашенные под цвет парика, выражая тем самым свое учтивое удивление.

— Уже! — воскликнул он. — Что же стало с Юстасом? Неужели он не умеет ценить красоту и грацию? Неужели он такой бесчувственный человек?

— Он лучший и добрейший из людей, — отвечала я. — Но есть какая-то страшная тайна в его прошлом…

Я не смогла продолжить, так как майор Фиц-Дэвид остановил меня. Он сделал это, по-видимому, с самой изысканной вежливостью, но в его маленьких блестящих глазах я совершенно ясно прочла: «Если вам угодно, сударыня, затрагивать такой щекотливый предмет, то я вам не товарищ».

— Мой прелестный друг! — воскликнул он. — Не правда ли, вы позволите мне называть вас моим прелестным другом? Вы обладаете, как я вижу, среди множества прекрасных качеств очень живым воображением. Не давайте ему воли! Послушайтесь совета старого друга, не давайте ему воли! Разрешите предложить вам что-нибудь, мистрис Вудвиль? Чашку чаю?

— Называйте меня моим настоящим именем, сударь, — смело заявила я. — Я открыла недавно и теперь так же хорошо знаю, как и вы, что моя фамилия — Маколан.

Майор вздрогнул и очень внимательно посмотрел на меня. Он сделался серьезен, и тон его совершенно изменился, когда он снова заговорил.

— Могу я узнать, сообщили ли вы вашему мужу о своем открытии? — спросил он.

— Конечно, — ответила я. — Я полагала, что мой муж обязан сам объяснить мне тайну, но он отказался сделать это в таких выражениях, что я перепугалась. Я обратилась к его матери, она тоже отказала мне в объяснении, и в таких выражениях, которые оскорбили меня. Добрейший господин Фиц-Дэвид, у меня нет друзей, которые бы поддержали меня. Мне не к кому обратиться, кроме вас. Сделайте величайшее одолжение, скажите, почему Юстас женился на мне под вымышленным именем?

— Окажите мне величайшую милость, не спрашивайте меня об этом, — ответил майор.

Несмотря на такой уклончивый ответ, лицо его выражало сочувствие. Я решила еще раз попытать счастья.

— Я должна просить вас об этом, — настаивала я. — Войдите в мое положение. Могу ли я жить, зная то, что я знаю, и ничего более? Я готова услышать самые ужасные вещи, только не оставаться, как теперь, в постоянной неизвестности и беспрерывном ожидании. Я всей душой люблю своего мужа, но при таких обстоятельствах я не в состоянии жить с ним; я могу сойти с ума. Я женщина, майор, и полагаюсь на вашу дружбу. Умоляю вас, не оставляйте меня бродить во мраке!

В порыве отчаяния я схватила его руку и поднесла к своим губам. Любезный джентльмен вздрогнул, точно от электрического тока.

— Дорогая моя, дорогая моя! — вскричал он. — Не могу передать, как я вам сочувствую! Вы очаровали меня, растрогали до глубины души. Что я могу сказать вам? Что сделать? Следуя вашему примеру, я постараюсь быть с вами вполне откровенным и чистосердечным. Вы мне рассказали, в каком находитесь положении, теперь я в свою очередь сообщу, в каком положении нахожусь я. Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь. У меня здесь есть флакон с нашатырным спиртом для дам, позвольте предложить вам его!

Он принес мне флакон, поставил под ноги маленькую скамеечку и настоятельно просил успокоиться. «Несносный безумец! — пробормотал он про себя, отойдя в сторону. — Если бы я был ее мужем, будь что будет, я рассказал бы ей всю правду».

Неужели майор говорил это об Юстасе? Уж не решился ли он вместо мужа рассказать мне всю правду?

Не успела эта мысль промелькнуть у меня в голове, как я вздрогнула от сильного звонка. Майор стал внимательно прислушиваться. Через несколько минут дверь в прихожую отворилась, и там зашуршало женское платье. Майор поспешил к двери с живостью молодого человека, но, несмотря на это, опоздал. Дверь быстро распахнулась в ту минуту, когда он подходил к ней, и дама в шуршащем платье не вошла, а вбежала в комнату.

Глава IX. ПОРАЖЕНИЕ МАЙОРА

Посетительница майора оказалась полной молодой девушкой с круглыми глазами, светлыми, как лен, волосами, румяными щеками и одетая чрезвычайно нарядно. С удивлением и внимательно осмотрев меня, она обратилась к майору и умышленно извинилась только перед ним в том, что явилась к нам без позволения. Она, как видно, принимала меня за последний предмет обожания старого джентльмена и не сочла нужным скрывать свою ревность, застав нас наедине. Майор уладил дело со свойственной ему любезностью. Он так же почтительно поцеловал руку молодой девушки, как целовал мо ю, и рассыпался в похвалах ее красоте. Потом проводил ее до той двери, в которую она вошла (другая вела в прихожую), говоря с восхищением, смешанным с уважением: