— Его дневник заперт, — сказала я, — и ящик, в котором он хранится, тоже заперт. Как же вы достанете его из-под двух замков?
— Я могу отпереть без замка, не рискуя, что муж ваш это заметит. Вам остается только предоставить мне случай увидеться с вами наедине. Я же обязуюсь принести к вам в комнату дневник.
— Как могу я предоставить вам такой случай? — спросила я. — Что вы хотите этим сказать?
Он указал на ключ, бывший в двери, ведшей из моей спальни в маленький кабинет:
— Благодаря моему уродству мне, может быть, не удастся воспользоваться первым подходящим случаем, чтобы пройти к вам незамеченным. Мне нужно выбрать удобную для себя минуту. Дайте мне ключ, а дверь оставьте запертой. Потом же, когда заметят, что нет ключа, вы скажете, что это не беда, так как дверь заперта и нечего беспокоиться о ключе. Этого будет достаточно для успокоения прислуги, а я буду обладать средством свободного с вами общения, чего никто не станет и подозревать. Согласны вы?
Я согласилась; да, я сделалась сообщницей этого двуличного негодяя. Я унизила себя и оскорбила тебя, согласившись на похищение твоего дневника. Я знаю, как неблагородно я поступила; не могу ничем извинить себя, могу только повторить, что люблю тебя и сомневаюсь в твоей любви. А Мизеримус предложил мне положить конец этим сомнениям, показав мне самые сокровенные твои мысли и чувства, написанные твоей собственной рукой.
Он придет ко мне через час или два, когда тебя не будет дома. Я скажу ему, что для меня недостаточно один раз взглянуть в дневник, и попрошу его принести дневник еще завтра, в такое же время. Но задолго до назначенного часа ты получишь эти строки из рук сиделки. По прочтении их уйди со двора, как обыкновенно, потом вернись потихоньку, отопри ящик, и ты не найдешь в нем своего дневника. Спрячься в маленький кабинет, и ты увидишь свой дневник в руках твоего друга, когда он выйдет из моей комнаты».
«20 октября
Я читала твой дневник.
Наконец я знаю, как ты в действительности относишься ко мне. Я прочла то, что мне обещал Декстер, твое собственноручное признание в ненависти ко мне.
Ты не получишь написанных мною вчера строк, по крайней мере сегодня и тем способом, о котором я упоминала. Хотя письмо и так уж довольно длинно, но, прочитав твой дневник, я хочу сказать тебе еще несколько слов; запечатав конверт и надписав твой адрес, я положу его под подушку. Его найдут после моей смерти, и ты получишь его, Юстас, когда все будет кончено и нельзя уже будет помочь.
Да, я не хочу более жить, хочу умереть.
Я уже многим пожертвовала ради своей любви к тебе, и теперь, когда я знаю, что ты меня не любишь, последняя жертва мне будет легка. Моя смерть принесет тебе свободу и соединит с мистрис Бьюли.
Ты не знаешь, как трудно мне было скрывать свою ненависть к ней и пригласить ее приехать к нам, несмотря на мою болезнь. Я никогда не была бы в состоянии сделать это, если б не любила тебя так сильно и не боялась рассердить тебя, обнаружив свою ревность. И чем ты вознаградил меня за это? Пускай ответит твой дневник: «Я нежно поцеловал ее сегодня утром и надеюсь, что она, бедная, не заметила, каких мне стоило это усилий».
Теперь я знаю все, знаю, что ты смотрел на свою жизнь со мной, как на «чистилище», что ты из сострадания скрывал, как «отвратительны были тебе мои ласки». Я только препятствие, «тяжелое препятствие» между тобою и женщиной, которую ты любишь так нежно, что «боготворишь землю, до которой она коснулась своими ногами». Пусть будет по-твоему! Я не хочу более стоять между вами. В этом не будет ни жертвы, ни заслуги с моей стороны. Жизнь для меня невыносима теперь, когда я знаю, что человек, которого я так глубоко и так искренне любила, внутренне содрогается от моего прикосновения.
А средство покончить с жизнью у меня под руками. Мышьяк, который ты два раза покупал по моей просьбе, хранится в моем несессере.
Я обманула тебя сказав, что он нужен для хозяйства. Я хотела испробовать его как средство для исправления дурного цвета лица, не пустое кокетство побуждало меня к тому, а желание быть в твоих глазах более красивой и привлекательной. Я уже приняла некоторую часть яда, но у меня еще достаточно его, чтобы покончить с жизнью. Яд будет употреблен с пользой. Он, может быть, не исправил бы цвета моего лица, но теперь освободит тебя от безобразной жены.
Не позволяй вскрывать меня после смерти. Покажи это письмо доктору, который меня лечит. Оно докажет, что я самоубийца, и избавит невиновных от подозрения. Я не желаю, чтобы кто-нибудь пострадал из-за меня. Я сниму ярлык со склянки и использую яд полностью, чтобы не навлечь неприятности на дрогиста.
Я должна на минуту остановиться и отдохнуть, чтобы потом продолжить письмо. Оно уже довольно длинно, но это мои прощальные слова, и я могу, конечно, подольше побеседовать с тобой в последний раз».
«21 октября, 2 часа утра
Я вчера выгнала тебя из комнаты, когда ты пришел узнать, как провела я ночь. Я наговорила о тебе много нехорошего сиделке. Прости меня, Юстас. Я точно с ума сошла, ты знаешь, почему».
«Половина третьего
О, муж мой! Я покончила с жизнью, чтобы освободить тебя от ненавистной жены. Я приняла весь яд, остававшийся в бумажке. Если этого будет недостаточно, чтобы отравиться, то у меня есть еще в склянке».
«10 минут шестого
Ты только что вышел, дав мне успокоительных капель. Мое мужество изменило мне, когда я тебя увидела. Я думала: «Если он ласково взглянет на меня, я покаюсь ему во всем и позволю ему возвратить меня к жизни». Но ты вовсе не взглянул на меня, ты смотрел только на лекарство, и я отпустила тебя, не вымолвив ни слова».
«Половина шестого
Я начинаю чувствовать действие яда. Сиделка спит у меня в ногах. Я не разбужу ее, не позову на помощь. Я хочу умереть».
«Половина десятого
Страдания сделались невыносимы, я разбудила сиделку, послала за доктором.
Никто ничего не подозревает. Странно сказать, боли совершенно прекратились, я, видно, слишком мало приняла яда. Нужно приняться за склянку, в которой его значительно большее количество. К счастью, ты не подле меня, и я по-прежнему хочу умереть, или, лучше сказать, жизнь мне опротивела, и я не хочу жить. Чтобы сохранить мужество и твердость, я не велела сиделке посылать за тобой, я даже отослала ее вниз. Я одна и могу достать яд из несессера».
«10 минут одиннадцатого
Я только успела спрятать склянку, как вошел ты. При виде тебя мною снова овладела слабость. Я решилась попытаться спасти свою жизнь, или, лучше сказать, я решилась предоставить тебе случай ласково обойтись со мной. Я попросила чашку чая. Если б ты, оказывая мне эту услугу, сказал мне доброе слово или нежно взглянул на меня, я бы не решилась принять вторую дозу яда. Ты исполнил мое желание, но не был ласков. Ты подал мне чай, как подал бы напиться собаке. И после того ты удивился, Юстас (ты в это время, вероятно, думал о мистрис Бьюли), что я уронила чашку, возвращая ее тебе. Я не могла удержать ее, у меня руки дрожали. Если б ты был на моем месте, у тебя тоже задрожали бы руки. Ты вежливо пожелал мне, выходя из комнаты, чтобы чай принес пользу, и даже не взглянул на меня. Ты смотрел на разбитую чашку.