— Только если я ошибаюсь, дитя, — рассеянно сказала Джаснах, поворачиваясь к своей книге. — А это бывает крайне редко.
Я шел из Абамабара в Уритиру.
Эта цитата из Восьмой Притчи «Пути Королей» противоречит Варале и Симбиану, которые оба утверждают, что в город нельзя дойти пешком. Возможно, дорога была все-таки построена, или Нохадон выразился метафорически.
Мостовики не обязаны выживать…
В голове один туман. Он знал только, что ему плохо; больше ничего. Как если бы голову отделили от тела и долго били ею по стенам и потолку.
— Каладин, — прошептал озабоченный голос. — Каладин, пожалуйста. Пожалуйста, не умирай.
Мостовики не обязаны выживать… Почему эти слова его так волнуют? Он вспомнил, что, используя мост как щит, сорвал атаку армии.
Отец Штормов, подумал он. Я — идиот.
— Каладин?
Голос Сил. Он рискнул открыть глаза и увидел перевернутый вверх тормашками мир — небо простиралось под ним, знакомый склад леса висел над головой.
Нет. Это он вверх ногами. Висит на стене барака Четвертого Моста, здания, созданного Преобразователями, — пятнадцать футов в высоту, слегка скошенная крыша. Щиколотки Каладина были связаны веревкой, которую — в свою очередь — привязали к кольцу, вделанному в покатую крышу. Он уже видел, как такое делали с другими мостовиками. Один убил кого-то в лагере; другой пытался бежать в пятый раз.
Он висел лицом на восток, спина упиралась в стену. Руки свободны, он почти касался ими земли. Он опять застонал, болело везде.
Как и учил его отец, он потыкал пальцем в бок, проверяя, нет ли сломанных ребер. И поморщился, когда обнаружил несколько чувствительных, по меньшей мере треснувших. А скорее всего, сломанных. И плечо тоже болело, так что, похоже, ключица сломана. Один глаз заплыл. Время покажет, не получил ли он серьезные внутренние повреждения.
Он потер лицо, на землю полетели хлопья засохшей крови. Рана на лбу, окровавленный нос, раздробленные губы. Сил приземлилась на его груди, поставила ноги на грудную кость, сцепила руки перед собой.
— Каладин?
— Я жив, — пробормотал он, слова с трудом вышли из распухших губ. — Что случилось?
— Тебя избили эти солдаты, — сказала она, на глазах став меньше. — Я им отомстила. Заставила одного из них три раза споткнуться. — Она выглядела озабоченной.
Он обнаружил, что улыбается. Сколько времени человек может провисеть вот так, когда вся кровь течет к голове?
— Было много крика, — тихо сказала Сил. — Я думаю, нескольких человек наказали. Этого солдата, Ламарила, его…
— Что?
— Его убили, — еще тише сказала Сил. — Кронпринц Садеас сделал это лично, когда армия возвращалась с плато. Он что-то сказал об огромной ответственности, которая падает на светлоглазых. А Ламарил кричал, что ни в чем не виноват и это дело рук Газа.
Каладин ухмыльнулся.
— Он не должен был избивать меня до потери сознания. А Газ?
— Его оставили в прежней должности. Не знаю почему.
— Ответственность. В случае катастрофы вроде этой ответственность должны брать на себя светлоглазые. Если им выгодно, они любят делать вид, что подчиняются старым заповедям вроде этой. Почему я еще жив?
— Он говорил что-то о примере, — сказала Сил, охватывая себя полупрозрачными руками. — Каладин, мне холодно.
— Ты можешь чувствовать температуру? — сказал Каладин сквозь кашель.
— Обычно нет. Но сейчас да. Я не понимаю. Я… мне это не нравится.
— Все будет в порядке.
— Ты не должен врать.
— Иногда нужно соврать, Сил.
— Сейчас один из таких случаев?
Каладин поморщился, пытаясь заставить себя сосредоточиться и позабыть о ранах и давлении на голову. Не получилось.
— Да, — прошептал он.
— Мне кажется, я поняла.
— Значит, — сказал Каладин, откидывая голову назад и темечком касаясь стены, — меня осудили на сверхшторм. Они разрешили убить меня шторму.
Сейчас Каладин открыт ветрам и всему, что они несут с собой. Если быть осторожным и делать то, что нужно, можно выжить в сверхшторм даже находясь снаружи, но это тяжелое испытание. Несколько раз Каладину удалось пережить его, скорчившись за подветренной стороной каменной скалы. Но висеть на стене головой вниз, лицом к сверхшторму? Его разрежет на куски и разобьет об камни.
— Я сейчас вернусь, — сказала Сил и спрыгнула с его груди, превратившись в падающий камень. Около земли она превратилась в несомые ветром листья, изогнулась и улетела. Склад был пуст. Каладин мог чувствовать свежий холодный воздух, земля оживала перед сверхштормом. Затишье, так его называли: ветра еще нет, холодный воздух, давление упало, влажность поднимается.
Через несколько секунд из-за стены высунулась голова Камня, на его плече сидела Сил. Он осторожно подошел к Каладину, за ним нервничающий Тефт. Потом появился Моаш; несмотря на все его недоверие к Каладину, он выглядел не менее озабоченным, чем остальные двое.
— Лордишка, — сказал он. — Ты очнулся?
— Оклемался, — каркнул Каладин. — Как люди? Все вернулись после сражения?
— Все наши в порядке, — сказал Тефт, почесывая бороду. — Но сражение проиграно. Катастрофа. Погибло больше двухсот мостовиков. Тех, кто выжил, едва хватило, чтобы принести обратно одиннадцать мостов.
Двести человек, подумал Каладин. Моя вина. Я защитил своих за счет других. Поторопился.
Мостовики не обязаны выживать. Что в этой фразе такого?
Ламарила уже не спросишь. Впрочем, он получил то, что заслужил. Если бы Каладину дали выбирать, все бы светлоглазые так кончили, включая короля.
— Мы пришли к тебе, — начал Камень. — От всех людей. Большинство не вышло. Сверхшторм идет и…
— Все в порядке, — прошептал Каладин.
Тефт ткнул Камня локтем.
— Давай, говори.
— Ну вот. Мы тебя будем помнить. Четвертый Мост, мы не вернемся к тому, что было. Может быть, мы все помрем, но покажем новеньким. Костер по вечерам. Смех. Жизнь. Сохраним традицию. Ради тебя. — Камень и Тефт знали о черном васильке. Они могли добывать дополнительные деньги для того, чтобы оплатить еду.
— Ты сделал это для нас, — вмешался Моаш. — Мы бы умерли на том поле. Как люди из других бригад. А так мы потеряем только одного.
— То, что они делают, неправильно, — сердито сказал Тефт. — Мы можем перерезать веревку…
— Нет, — прошептал Каладин. — Тогда они подвесят вас.
Три человека посмотрели друг на друга. Похоже, они пришли к тому же заключению.