Дверь операционной хлопнула, и отец — такой же усталый, как и Каладин, — неверной походкой вышел наружу. Он глубоко вздохнул, сел рядом с Каладином и тоже уставился на солнце. Интересно, ему тоже оно видится кровавым?
Они молчали, пока солнце медленно опускалось за горизонт. Почему оно красивее всего именно тогда, когда готово исчезнуть в ночи? Быть может, оно злится, что приходится уходить? Или, как балаганщик, дает представление перед отъездом?
Почему самая яркая субстанция человеческого тела — кровь — скрыта под кожей, и никто не видит ее, пока не произойдет что-нибудь плохое?
Нет, подумал Каладин. Кровь не самое яркое, что есть в человеке. Глаза тоже могут быть очень красочными. Кровь и глаза. И то и другое человек наследует от родителей. Как и принадлежность к аристократии.
— Сегодня я видел человека изнутри, — наконец сказал Каладин.
— Не в первый раз, — ответил Лирин, — и, конечно, не в последний. Я горжусь тобой. Я ожидал, что ты заплачешь, как обычно делаешь, когда мы теряем пациента. Ты учишься.
— Я не имел в виду раны, — сказал Каладин.
Лирин какое-то время не отвечал.
— Да, понимаю.
— Ты бы дал ему умереть, если бы меня здесь не было, верно?
Молчание.
— И почему нет? — спросил Каладин. — Это бы спасло нас!
— Я бы не просто позволил ему умереть. Я бы убил его.
— Ты мог бы дать ему истечь кровью, а потом сказать, что не сумел спасти его. Никто бы не стал тебя спрашивать. Ты мог.
— Нет, — ответил Лирин, глядя на закат солнца. — Не мог.
— Почему?
— Потому что я не убийца, сын.
Каладин задумался.
Лирин поглядел куда-то вдаль.
— Кто-то должен начать. Кто-то должен сделать шаг вперед и поступать правильно, только потому, что это правильно. Если никто не начнет, остальные не пойдут за ним вслед. Светлоглазые изо всех сил убивают друг друга и убивают нас. Из леса принесли не всех. Элдс и Милп. Рошон бросил их там.
Элдс и Милп. Два горожанина, которые тоже участвовали в охоте; команда, несшая двух раненых светлоглазых, не взяла их с собой. Рошон, боявшийся за Риллира, приказал оставить их, чтобы передвигаться быстрее.
— Светлоглазые не заботятся о жизни, — сказал Лирин. — А я обязан. Вот почему я бы не дал Рошону умереть, даже если бы тебя здесь не было. Хотя благодаря тебе я перестал сомневаться.
— Очень жаль, — сказал Каладин.
— Ты не должен так говорить.
— Почему?
— Сын, мы должны быть лучше их. — Он вздохнул и встал. — Иди спать. Ты мне можешь понадобиться, если принесут Милпа и Элдса.
Очень маловероятно; скорее всего, оба давно мертвы. Те, кто принес светлоглазых, сказали, что у них очень плохие раны. Да и белоспинники все еще там.
Лирин пошел внутрь, но Каладин остался.
Дал бы я ему умереть? спросил себя Каладин. Легкое движение ножа, и он был бы там.
Рошон принес городу и их семье только вред, но оправдывает ли это убийство?
Нет. Прямое убийство ничем нельзя оправдать. А что с обязанностью помогать? Не помочь — совсем не то же самое, что убить. Совсем другое.
Каладин все думал-думал, самыми разными способами взвешивая слова отца. И, наконец, с ужасом понял. Он бы дал Рошону умереть на столе. Это было бы лучше для семьи Каладина; это было бы лучше для всего города.
Когда-то отец высмеял его желание идти на войну. И сейчас, когда Каладин сам решил стать хирургом, мысли и поступки Кала казались ему ребяческими. Но Лирин считал, что Каладин не способен на убийство.
Ты даже не можешь наступить на крэмлинга без чувства вины, сын, говорил он. Вонзить копье в человека совсем не так легко, как ты думаешь.
Отец ошибался. Пугающее, ошеломляющее открытие. Не глупые мечты или сны наяву о боевой славе. Реальность.
В это мгновение Каладин понял, что может убить, если понадобится. Некоторых людей — как гниющий палец или раздробленную ногу — необходимо уничтожить.
Как и сверхштормы, они появляются регулярно, но непредсказуемо.
Слово Опустошение дважды применяется в рассказах об их появлениях. Смотри страницы 57, 59 и 64 «Рассказов при свете камина».
— Я пришла к выводу, — объявила Шаллан.
Джаснах, оторвавшись от исследования, посмотрела на нее. С необычным для нее уважением она отложила книгу в сторону и уселась спиной к Вуали, разглядывая Шаллан. — Очень хорошо.
— То, что вы сделали, легально и справедливо, в юридическом смысле, — сказала Шаллан. — Но не морально и, безусловно, не этично.
— Итак, ты разделяешь мораль и закон?
— Почти все философы согласны с этим.
— Ты тоже так думаешь?
Шаллан заколебалась.
— Да. Можно быть моральным, не следуя закону, и, наоборот, можно действовать аморально, следуя закону.
— Но ты сказала, что я действовала «справедливо», хотя и «аморально». Мне кажется, что определить различие между ними не так-то легко.
— Действие может быть справедливым, — сказала Шаллан. — Это что-то сделанное, его можно рассматривать независимо от намерений. Убийство четырех человек с целью самозащиты — справедливо.
— Но аморально?
— Моральность имеет дело с вашим намерением и рассматривает ситуацию в более широком контексте. Искать человека только для того, чтобы убить его, аморально, Джаснах, независимо от возможного результата.
Джаснах постучала по столу кончиком ногтя. Она надела перчатку, камни на сломанном Преобразователе распирали ее. Прошло уже две недели. Конечно, она уже обнаружила, что прибор не работает. Почему она так спокойна?
Почему пытается сохранить это в тайне? Возможно, боится, что потеряет политическую силу. Или сообразила, что ее Преобразователь подменили. А может быть, Джаснах, несмотря ни на что, вообще не пыталась использовать Преобразователь? Шаллан должна была уехать, давно. Но если она уедет до того, как Джаснах откроет подмену, все подозрения падут прямо на нее. Беспокойное ожидание почти свело Шаллан с ума.
Наконец Джаснах кивнула и вернулась к книге.
— Вам нечего сказать? — удивилась Шаллан. — Я только что обвинила вас в убийстве.
— Нет, — ответила Джаснах. — Убийство — юридическое определение. Ты сказала, что я убила неэтично.
— Вы думаете, что я ошибаюсь, верно?
— Да, — ответила Джаснах. — Но, во-первых, ты веришь в то, что говоришь, и, во-вторых, за твоими словами стоит разумная мысль. Я просмотрела твои заметки и поняла, что ты разобралась в различных философских системах. И, в некоторых случаях, высказала очень проницательные замечания. Урок оказался очень поучительным. — Она открыла книгу.